|
Вся крупная проза В.П.Алексеев
|
|
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 10:24 | Сообщение # 61 |
 Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| Глава 2.
1.
1977 год, «поток» июль – сентябрь. Весёлая компания Урываева продолжает бузить надо и не надо, целый день слышатся окрики медработников: «– Андрей!», «– Вова!», «Урываев!» – и так целый день. Что они творили – часто я и понятия не имел: пацаны носились по территории как угорелые. Слышны были только возгласы да хохот. Постоянно чего-то гремело, падало, разбивалось и восклицало. Но в одном разбившемся окне, которое через 2 года словно сыграет свою роль в моей судьбе, был виновен другой совершенно эпизодический персонаж.
Звали его Боря. За 26 лет я, естественно, кое-что забыл, в том числе и фамилию этого Бори, но я не знаю, что про него можно рассказать в контексте этой истории. Здесь имеет значение только то, что он несколько раз за ночь вставал в полный рост на кровать и начинал изо всех сил встряхивать одеяло. Однако в начале «потока» он лежал на веранде, где летом располагалась 1-ая палата, у дверей прямо за мной, как раз напротив того злополучного окна. А, как известно, заряженное ружьё должно когда-нибудь выстрелить. Вот, однажды это произошло; в очередной раз, встав вправить своё одеяло, Боря потерял равновесие и упал прямо на окно. Я не оговорился, он действительно не выпал через разбитое стекло в коридор, а именно упал на окно, каким-то образом оказавшись на кровати. После этого случая его, возможно избежавшего гибели, положили в другое место, а моим соседом теперь оказался Вова Белов. Нашли же кого куда класть, а! Просто кто-то когда-то решил, что для успокоения группировок, подобных «Беловско-Урываевской» или «Яшинской» их надо-де размещать как можно дальше друг от друга. Эффект же оказался (естественно) прямо противоположным: в палате стало ещё более шумно. Ни Вова, ни Миша, ни Игорь, – никто не собирался прекращать «разговорчики в строю». Некоторое время они переговаривались так называемым языком «пи», т. е. вставляли это самое «пи» через каждый слог, но отнюдь не шёпотом. Скорее всего, это был их очередной «прикол», как теперь говорят.
Так вот, однажды ко мне как-то заговорчески подковылял Вова:
– Как ты относишься к Зинаиде Яковлевне?
Странный вопрос: как можно относиться к человеку, который всё время кричит да ругается, в дело – не в дело? Кажется, Зинаиду Яковлевну и Елену Ивановну, как и тётю Раю Запорожец (это фамилия такая) никто не любил. Ругаться, ведь, тоже можно по всякому; тихо, громко, обоснованно, не обоснованно, уважая или не уважая человеческое достоинство.… Всю эту тираду я высказал коротким «Мм». Тогда, зачем-то оглянувшись по сторонам, Вова начал:
– Сегодня ночью дежурит Зинаида Яковлевна. Мы устраиваем забастовку…
2.
–…Но я не могу начинать и кончать смеяться вовремя, – сказал я, не без удовольствия выслушав Вову.
– Ты можешь молчать, только нас не подведи.
План был прост и по-детски жесток, учитывая её преклонный возраст и состояние здоровья. Но для того, что бы понять всю глубину этого дьявольского плана, надо хотя бы в общих чертах описать план и размеры самого корпуса или хотя бы левого (от входа в вестибюль) крыла, где размещалась наша 2-ая группа. Итак, перед самим входом слева был кабинет врача. Оттуда (естественно, направо) выходило смотрящее на веранду окно. Так как летом на веранду переводили палату старших неугомонных в принципе мальчиков, по ночам медсёстры располагались в этом кабинете и, делая свою бумажную работу, могли нас контролировать. Обычно, но не в эту ночь. Как войдёшь в коридор длинной около 50-и метров, справа были «зимние» (как бы я их назвал) палаты. Три из них имели длину (от входа по коридору) метров 6. Выход на веранду, из неё – на улицу и вход в палату девочек находились на одном уровне, а т. к. вход в палату был где-то по середине, значит, от входа в коридор будет примерно в 15-и метрах. Между палатами же стены были почти стеклянными, т. к. во вставленных некогда задолго до меня высоченных деревянных створках от пола до 5-и – 6-и – метрового потолка уже с уровня кроватей до самого верха были стёкла. Это тоже оказалось весьма существенным подспорьем в нашей связи, как и разбитое Борей окно, из которого почти шёпотом можно было переговариваться с девчонками.
Так вот, в эту ночь ребята легли дружно и тихо. «– Вот, какие молодцы!» – Однако спустя несколько минут после обхода захохотал дальний угол веранды. Зинаида Яковлевна попробовала угомонить нас из кабинета, да только, ясно дело, не получилось. Тогда она встала и пошла к нам, в дальний угол. 15 + 15 = 30 метров! Но это было только начало её «марафона». Не успела она сесть, как следует, Вова привстал и в ладонь через разбитое окно как-то громко шепнул:
– Люда, давай заводи малышей!
Теперь 2-ая палата заржала, что есть мочи. Зинаида Яковлевна поплелась к ним. 15 + 7,5 + 2 на переходы – ещё 24,5 метров! Затем – девочки. Ещё метра 3. Всё стихло, Зинаида Яковлевна пошла в кабинет, и сразу загалдел наш край. 31 метр! Сколько мы её так изводили – я не знаю, часов ни у кого не было, а если бы были, никто бы время не засек. В таких случаях говорят: «всю ночь».
На утро же Зинаида Яковлевна только принародно пожаловалась Полине Андреевне, что мы всю ночь шумели, смеялись:
– Я только утихомирю одних – начинают другие. Особенно бесились мальчики, Валя Алексеев, – кивок в мою сторону. – Да и тот угол вёл себя не спокойно.
Для меня до сих пор остаётся загадкой: почему тогда не было сделано никаких выводов? Со временем же эта загадка стала ещё более не понятной, особенно после того, что я устроил в 1979 году. Быть может, Зинаида Яковлевна «достала» не только нас, детей? И почему выбрали именно её, а не Елену Ивановну? Ведь та ругалась намного круче, чуть ли не матом. Наконец, был ли потом разговор между тройкой Урываева и Полиной Андреевной? И чего мы добились?
Глава 3.
1.
1979 год, ночь с 5 – 6 августа. Я наказан, лежу в боксе. Наказан и счастлив. Поверьте, такое тоже бывает. А высокое звёздное небо в огромном окне огороженного после ремонта угла веранды, где расположился бокс, такое чистое-чистое, чёрное-чёрное… Крупные звёзды висят неподвижно, но мне так и кажется, что они танцуют в вечном хороводе. Как сказано! И вновь, как и год назад, я слышу волшебную космическую музыку. Откуда эта музыка? Что этот бесконечно высокий космос ждёт от меня? Зачем я этим далёким-далёким звёздам, туманностям, недавно узнанным чёрным дырам, планетам? ...
Я усмехнулся. Иногда жизнь до того странная штука, что подчас не знаешь, как себя вести и что делать? С одной стороны, совершенно не понятно, зачем я влез в абсолютно никому не нужную историю? Что мне за дело до Вовки-крикуна? Кричит – и пусть кричит, его глотка. Никому не мешает, а мне мешает, да? С другой же стороны, бросил бы я ходилку, если б не этот стресс? Между прочим, из-за левой руки я не только на костылях – на ходилке не мог нормально ходить, облокачиваясь на неё всем телом. А как мне об этом домой написать? Между тем, завтра – воскресенье, день письма. Когда-то (не при мне) родители какого-то чудака устроили форменный скандал по поводу того, что их чадо не присылало письма в течение нескольких недель. С тех пор каждое воскресенье от нас требовали написать письмо. «Письма, письма, письма!» – только и звучало целый день. А о чём писать-то? Что могло измениться за одну неделю? В этот «поток» жизнь была настолько размеренной, что писать обычно было нечего.
Но не сейчас. Как же мне объяснить домой, что произошло? – думал я и глядел на небо. Шутя, вдруг ни с того, ни с сего решил я. Утром задолго до подъёма я написал следующее письмо:
«Здравствуйте, мама, папа, Таня!
У меня 3 новости: Во-первых, у меня кончилась ручка. Во-вторых, я влюбился. В-третьих, я начал ходить».
Вышло глуповато, мама до сих пор считает, что я просто по-детски написал, но я так и задумал. Почему?
2.
В письме ничего не придумано, просто нарочито утрированно. Позже станет ясно, почему. Сейчас же, как и в случае с Айдамиром, мне бы хотелось порассуждать на тему, никак не связанную с этой повестью. Разумеется, не о ручке: паста у неё действительно кончилась, но это уже совсем другая, как говорится, история.
Девочки. Самое смешное и нелепое, что можно было придумать, – это то, что раньше не без основания называлось «втюриванием». По крайней мере, я так называл. Валеологов тогда не было и не кому было разъяснить, что это – сексуальное желание, чем мы были ужасно счастливы. Ну, сами посудите; зачем нам, подчас совсем беспомощным, эта самая любовь? И пахнет ли ей здесь? Теперь можно сказать, что здесь была обыкновенная эротическая фантазия. Более того, валеологи внушили нам всем, что импотенция – это, дескать, болезнь. Следовательно, надо понимать, мы были здоровы по этой части, но каким-то странным (с их точки зрения) здоровьем.
Например, в Анапе я втюривался 2 раза и «под занавес» 1 раз влюбился, при чём – серьёзно. Сказать, что это аномальное влечение (валеологи, ведь, утверждают, что мужчин привлекает красота, а не что-то иное) я тоже не могу: я до сих пор не равнодушен к одной бывшей однокласснице. Другое дело, что теперь я точно знаю, что это не серьёзно.
Но что могло меня привлечь, скажем, к Ларисе Лагун, которая не слезала с коляски в силу того, что всё, что ниже пояса, у неё вообще не работало? Или к Лене Захаровой (1977 г.), которая, будучи в принципе страшненькой по стандартным понятиям, полностью преображалась, танцуя «Цыганочку»? Я не знаю. Однако случай 1981 ого года, описанный мною в поэме «Фиолетовое лето», доказывает, что мои, т. с., безответные романы – не исключение.
3.
Два дня назад мы ехали с «грязей», что в городской водогрязелечебнице, домой, т. е. в группу. Лечебница эта находилась, вообще-то, недалеко от санатория, нормальному человеку прогуляться туда-сюда – просто удовольствие было бы. Однако наша группа действительно была не из лёгких. По-моему, за каждую поездку на эти процедуры нашим медработникам вполне можно орден давать: погрузить и выгрузить «нашего брата» – увы, не самое трудное. Самое трудное начиналось там, на «грязях». За короткий срок надо было раздеть, уложить, обмазать, укутать, раскутать, омыть под душем и одеть минимум 20 – 28 «гавриков»! Афанасий Ильич раздевался до плавок, вставал под душ и больше почти не выходил оттуда, намывая самых «тяжёлых» на мокром, а потому скользком, стуле. Время от времени из открытой двери раздавалось: «– Афанасий Ильич, примите!» – и тогда под весёлое «– Опочки-кнопочки!» Афанасий Ильич подбегал к двери, подхватывал одного из нас и укладывал на свободную кушетку. Если, конечно, сам был свободен. Если же на стуле в это время вертелся другой, наивно пытаясь не упасть, на призыв подбегала другая медработница, тоже частенько максимально раздетые: у кого был купальник, у кого под халатом кое-чего, кажись, не было… В раздевалке, естественно, тоже не скучали: «– Где твои вещи? Это твои? А это чьи?» Кроме всего того, после «грязи» рекомендовалось отдыхать. Вот и ездили туда-сюда на автобусе.
Так должно было бы быть и на этот раз. Но не стало. Неожиданно среди медработников речь зашла о какой-то смуте. Я насторожился: вроде, всё спокойно. Уголёк разговора тлел бы и тлел, если бы не Полина Андреевна:
– Я знаю, кто это сделал! Бессовестный!
– Кто? – спросили по очереди Галина Эдуардовна, Афанасий Ильич и Людмила Павловна.
– Не сейчас. Приедем – расскажу, – сказала Полина Андреевна, которая частенько на руках объясняла нам, почему, собственно, нельзя беспокоиться после грязей.
– Ну, кто же? Кто? – никто почему-то не унимался.
– Кто-кто… Алексеев!
4.
Я всегда считал вслед за Иваном Андреевичем, что кричать – это удел слабых: «Ах, Моська! Знать, она сильна, что лает на слона». Увы, это в полной мере относится и к нам. Но одно дело, когда просто нет аргументов (некрасиво, но понятно), другое дело, когда зовёшь на помощь (не приятно, но опять же понятно).
Вовка Шевцов орал по третьей причине. Будучи вроде бы отнюдь не «тормозом» (он и обучался в «нормальной» школе), Вова кричал просто, потому что кричал, никаких других причин по большому счёту не было. Это в его первом «потоке» довольно слабого, не умеющего постоять за себя, Вовку донимали «здоровые» ребята, им садистки нравилось его идиотская привычка кричать. Но на дворе был 1979 год, успокоился тот же Алёша Рогозин, чего ради орать? Он надоел всем, не только мне. К началу августа Вова буквально взбесился, его ничего не значащее «А-а-а-а!» слышалось целый день из самых разных мест и углов. Иногда для пущей важности он специально подходил либо к Глумову, либо к Рощину, либо к Хрусталёву, либо к девчонкам, ждал малейшего взгляда в сторону его персоны и начинал орать. Затем этот недоделанный мазохист ретиво отбегал куда-то в сторону и пря¬тался от мнимого нападения, явно довольный собой, Такое поведение, естественно, не могло понравится никому. Если в начале «потока» его дурашливостью пользовались хотя бы для связи между палатами (он бегал из палаты в палату и выкрикивал то, что его просили передать), то сейчас Вова получал только замечания да нагоняи со всех сторон.
В тот вечер Андрей Козырев вновь рассказывал свои волшебные сказки с давно известным сюжетом. Минимум 3 человека кроме меня притихли и превратились в Слух подобно тому, как царь из сказки превратился в рыбу. И вдруг вновь завыла только что замолчавшая сирена Вовки.
– О, господи, когда же это кончится? – вздрогнул Андрей.
– Мне это тоже надоело, – добавил кто-то из темноты.
– Может, его проучить, как следует? – донёсся из дальнего конца веранды голос Саши, то ли Глумова, то ли Рощина.
Вот тут – роковой момент! – на меня нахлынули события 1977 ого и 1978 ого годов (о последнем речь пойдёт в 3 ей части) и я предложил:
– Ребята, а давайте ему устроим забастовку!
В жизни каждого человека, наверно, бывают моменты, о которых он будет жалеть всю жизнь. Но иногда случается и такое, что последствия этих моментов настолько положительно влияют на виновника, что уже не понимаешь, огорчаться или радоваться этой казалось бы ошибке? А если отрицательный эффект минимален, а положительный весьма ощутим? Ведь тогда мне так и не удалось никого подбить на это сомнительное мероприятие.
Зато 3 его августа я почему-то осознал весь ужас своего предложения сполна ещё в автобусе. Когда мы легли на 40-минутный отдых, никто, конечно же, ничего об этом не говорил. Но либо Полина Андреевна просто умела убеждать, либо я сам себя накачивал не плохо, но подогрев «бессовестного Алексеева» продолжался, с каждой минутой я злился на себя всё больше и больше, щёки нагревались, будто их кто-либо поджаривал. О чём я только не передумал это время! Моя короткая непутёвая жизнь не однократно пронеслась во взбудораженном воображении.
Но всё это в результате вылилось в следующее:
– Не надо ходилку! – неожиданно для всех сказал я, когда после подъёма мне её подала Галина Эдуардовна. И уже совсем неожиданно даже для себя самого я оторвался от кровати, от поддерживающих рук и пошёл! Из веранды я дошёл до игровой, которая находилась в дальнем конце коридора, где должны были меня «пропесочить», там сделал ещё 20 – 30 кругов, после чего упал первый раз, сел и якобы успокоился.
На самом деле, во мне всё горело негодованием против себя. Однако то ли решили сделать вид, что ничего не произошло и я якобы на кого-то злюсь, то ли действительно решили, что «это к этому не относится», – получил я по полной программе! И приговор – бокс! Здесь можно было добавить, что в бокс я тогда не попал, т. к. тётя Рая Запорожец (ещё была Николаенко) не захотела стелить постель на одну ночь, меня туда положили через день, но это уже ничего не меняет.
Ну, и что мне было написать домой?
Глава 4.
1.
1978 год, вторая половина «потока». Как бы теперь выразились, рейтинг Чернявского неуклонно полз верх. Уже когда надо было кого-то отправлять на «общедружинный» шахматно-шашечный турнир, ни у кого не было сомнений кого отправлять. При чём, если другие как-то болели за него, переживали, то я (нахал!) даже не думал переживать за него. Я знал его ближе всех, я знал, что по интеллекту он давно «опустил» всех.
Так оно и вышло. По тому, что Саша вернулся с победой, можно было догадаться, не глядя в сторону входных дверей: стайки ребят со всех сторон стекались к направлению победителя. Мне это было немного странно, будто бы до этого никогда не выигрывали. Насколько я помню, наш отряд ниже 3-его места никогда не опускался. Так или иначе, с этого момента все считали за честь советоваться с Сашей по любому поводу. Девчонки-пятиклассницы, зная, что Саша, несмотря на свои 16 – 17 лет, должен по идее быть их одноклассником, раза 3 подходили к нему за помощью в домашнем задании. Няни, медсёстры и массажисты подходили к нему и шептались по самым различным проблемам. Сам Саша комментировал свою победу так:
– Первого обыграл, второго обыграл, третьего обыграл, четвёртый убежал.
– Почему?
– Струсил.
И когда однажды, выйдя на прогулку (он уже променял коляску на ходилку), мы с ним пошли в левый дальний угол, где обычно гуляли «здоровые» ребята, сев, правда, на скамейку, я беседовал с ним на интересующие нас обоих темы, а сам впервые задумался о его феномене. Почему? Как так получилось? Неужели действительно человека отличает от других созданий именно умение ценить интеллект?
– Ты читал в «Пионерской правде» такой-то фантастический рассказ? – я сейчас уже забыл его название.
– Читал, – отвечал Саша.
– А почему его перестали печатать?
– Он плохо кончается, там все погибают. Пошли письма с просьбой прекратить публикацию.
Откуда он знает? Он ответил уклончиво:
– Об этом знает вся Москва…
2.
Игра – интересная штука. С точки зрения логики если у животных игра – это тренинг будущей самостоятельной жизни, то у людей игра уже тысячи лет ничего не значит. Но, по всей вероятности, она всё-таки для чего-то нужна. Я склоняюсь к тому, что само существование игр, так или иначе, служит эволюционному развитию интеллекта. Ведь помимо уже существующих игр подчас неизвестного предназначения человек постоянно придумывает новые. Зачем? Для того, что бы провести время? – Слишком простой ответ.
Саша не просто мастерски играл во все настольные игры на 64-клеточной доске. У меня было такое ощущение, что «китайские шашки» придумал он, хотя навряд ли самому можно было придумать, что игра заканчивается, когда у проигравшего остаются 2 шашки притом, что их достаточно для поедания шашек соперника. У нас бы до этого не додумались. Шашки для «уголков» (или «чехарды») расставлялись: прямоугольником 3Х4, квадратом 3Х3, треугольником 4 – 3 – 2 – 1 или углом 4 – 4 – 2 – 2. Сами шашки игрались: «нормальные», «поддавки» и «дамки». Когда же одному «тормозу» то ли прислали, то ли бабушка купила какую-то нестандартную игру в виде шестиугольной звезды с разноцветными треугольными лучами с дырочками в треугольной же сетке, в которых располагались разноцветные шарики, а мы её одолжили, казалось, мы попали в другой мир. В короткое время было придумано 4 разновидности игры для 2-х, 3-х, 4-х и 6-и человек. Если играли двое или четверо, шарики располагались в противоположных углах; играя втроем, их можно было расположить в подряд лежащих углах или через угол; 4 игрока могли расставлять шарики друг против друга, оставляя 2 свободных угла по бокам, и играть попарно или каждый за себя. На этом 6-конечном поле игрались все 3 вида шашек, «уголки» и новый вид игры, где как бы дополнительным игроком был Случай: лёгким движением пальца из лунки вытаскивался шарик и ждали, куда он закатит? «Прикол» был в том, что иногда, описав замысловатую траекторию, шарик садился в ту же лунку, из которой был только что вытолкнут. Вова начинал ржать, а мы подхватывали. Казино и весёлое настроение «в одном флаконе»!
Однако иногда игра парадоксальным образом не соответствует даже выше приведённому объявлению. Однажды Игорь Кузнецов играл с кем-то в «Морской бой». Во время игры он настолько громко и отчётливо комментировал промахи соперника, что к середине партии я уже имел отчётливое представление о его позиции и начал подсказывать его сопернику. Конечно, Игорь проиграл!
– А так не честно!
А пользоваться недогадливостью соперника – честно? Насколько я теперь припоминаю, мальчику было 7 – 8 лет, он либо не совсем понимал эти «А7» да «Б12», либо хотел играть честно, не обращая внимания на красноречивые вопли Игоря. Меня поддержал Чернявский: не надо считать себя умнее других! В споре у меня родилось предложение сыграть «двое-на-двое».
Давайте, – в запале согласился Игорь. – Обыграю всех! Я беру Аникеева, а вы сыграйте с Сашей.
Я полагал, что будем играть в «Морской бой», однако Игорь с Сашей, не сговариваясь, стали расставлять шахматы. Зная шахматную азбуку, мы с Сашей переговаривались шёпотом, не размахивая руками. Игорь же мало того, что чуть ли не кричал, указывая пальцами, куда собирался идти и, делая вид, будто спрашивал совет у Вовы («Верно ведь?»), реально он играл один, т. к. Вова явно не понимал, что происходит. И всё-таки на этот раз выиграл Игорь. Почему?
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 10:46 | Сообщение # 62 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| Часть третья. Пишите письма
Глава 1.
1.
События этой главки происходят одновременно в 1980-ом и в 1978-ом году. Дело в том, что я хотел бы не просто описать нижеприведённый случай, но и описать реакцию на всё это самих ребят.
Однажды после сообщения сенсационной новости Урываева мы с Андреем Максимовым и Алёшей Гурьевым зачем-то пошли в детскую будочку-домик, каких немало в детсадах и яслях, что стоял за столом с незапамятных времён, ещё до меня. Что нас туда понесло? – об этом я забыл сразу после того, как тройка слишком переросших подростков втеснились, наконец-то, в будку на узеньких скамеечках и начался разговор, из которого мгновенно стало ясно, что им обоим очень хотелось высказаться по этому поводу:
– Нет, ты представляешь, мы ей говорим: «Нина Афанасьевна, возьмите Сашу!», а она – ни в какую!
– Даже я уговаривал, – сказал Ан¬дрей.
– Да все уговаривали!
Я слушал и думал: «Да, раньше такого не было и быть не могло!» О чём же шла речь?
В тот 1978 год, буквально сразу после моего уезда, был открыт санаторный клуб. Проект был типовой, подобный клуб был показан в том самом фильме, о котором я упомянул в предисловии, поэтому скажу лишь главное. Кинозал там был большой, там сразу размещались 700 – 800 человек, поэтому фильмы и концерты могли смотреть все группы одновременно, но…. У нас как у нас: места для 2-ой группы были у самой сцены, а вход в кинозал был сзади. Будто этого было мало, – сам кинозал располагался на втором этаже, лифта не было, лестница была с угловым заворотом, а пандуса к входу для колясок не было. Однако Саша Чернявский во втором «потоке» достиг такой популярности, что стоило ему на вопрос «Хочешь пойти в кино?» скромно выдохнуть: «– Хотелось бы», – вопрос решался немедленно и положительно.
В ту смену, о которой идёт речь, работала подменная воспитательница Нина Афанасьевна. Видимо, она всю жизнь проработала в «малышковых» группах, где максимальный вес был весом 7 – летнего ребёнка. В нашей группе, очевидно, платили не плохие деньги и все медработники санатория предпенсионного возраста стремились хоть пару месяцев поработать у нас. Но недостаток подменных работников состоял в том, что они не знали и не могли знать, кто есть кто, «тяжёлый» – балласт, «лёгкий» и есть лёгкий. Нина Афанасьевна же не только считала так, она вообще никогда в жизни рук из карманов не вынимала даже для книг или семечек. Но когда все 30 человек (включая неходячих) уговаривают взять одного человека, стоило бы подумать кой-о-чём.
– Тогда, – продолжал Алёша, – мы говорим: «– Да мы сами его затащим, только разрешите его взять». Нет, ни в какую! «– Ага, вы его уроните, а мне за это отвечать?»
(Как будто она когда за что-то отвечала!)
– Ну, в конце концов, – продолжал Андрей, – его взяли.
Да, Сашу взяли и на этот раз. Далее следовал рассказ, слышанный мною в нескольких вариантах, о том, как сами ребята тащили Сашу в кино. Самое понятное для меня было то, как он дошёл до места по залу, т. к. в одном из вариантов кто-то тащил наверх ходилку, как утверждал Миша, высоко над головой, как знамя! Всему этому приходится верить, поскольку после создания этого прецедента в клуб брали даже Матюшенко – эталон тяжести. И никто больше не возражал!
А мне всё-таки было не понятно: почему?
2.
Подходил к концу первый срок Чернявского. Его путёвку продлили, а я временно оставался до окончания Таниного срока в «Жемчужине России». Собственно говоря, писать об этом периоде нечего, это – хороший повод для некоторых мыслей. Упомяну лишь о том, что как только стало известно о приезде Урываева, я сразу сообщил Саше, что один партнёр по шахматам у него уже есть. Урываев играл, пожалуй, на моём уровне, не выше, но ведь Саша соглашался со мной играть! А в нашем мире по внешнему виду человека не узнаешь, выражаясь современным языком, менеджмент нам никогда не помешал бы. Почему-то у меня сложилось впечатление, что Саша намотал эту информацию на ус, хотя мне он об этом не сказал.
В тот «поток» я настолько соскучился по дому, что как только папа согласился, я предпочёл перейти в его одноместный гостиничный номер на 4 ом этаже. Хотя уже через 3 месяца, вновь приехав в «Голубую волну», я не однократно пожалел, что не остался тогда на второй срок и не увидел сам то, о чём расскажу в конце этой части. Случилось так, что в номере, где жили мы с папой, на глаза попался журнал «Наука и жизнь» со статьёй на очень нас с Сашей интересовавшую тему. Конечно, я не мог не напроситься на то, что бы ещё раз посетить Сашу; почему-то мне очень надо было поделиться с этим. За 3 месяца он настолько заразил меня научными изысканиями, что было бы непонятнее, если бы я не пришёл к нему, зная только что узнанную новость.
В первый и единственный раз я стоял по ту сторону забора как гость. Новостью я, конечно же, поделился, но рассказать мне хотелось бы о другом.
Мы пришли минут за 10 до окончания «тихого часа». Поэтому, подождав ещё минут 15 до окончания полдника, мы увидели, как ребята выходили на улицу. Сначала выбежали «здоровые», в том числе Саша Мирошниченко, с которым мы уже были в одном из «потоков» соседями по кровати. Он меня узнал, подошёл, мы мило поболтали ни о чём, но вскоре он отошёл. Одного шапочного знакомства бывает не достаточно для более близких отношений, тем более у нас. Хотя Мирошниченко дико страдал энурезом, это не мешало ему считаться «здоровым» и вращаться среди «здоровых», это был не мой круг. Сейчас я точно даже не припомню, когда мы с ним встречались.
И вот, в дверях веранды появился Саша, почему-то ещё на коляске. То, что происходило дальше – это надо было видеть. Я привык к параллельному существованию двух миров: нашего и не нашего. Здесь же произошло какое-то слияние. Пока Саша спускался по пандусу, его коляску катил 1 человек, остальные только приветствовали его и проходили дальше. Когда же он подъехал к столику, что б помочь ему слезть с коляски и сесть за стол (они почему-то не сразу нас заметили) Сашу обступили, пожалуй, все, кто там был. Человек 6 зачем-то держали уже поставленную на тормоз коляску, ещё 4 человека, стоящих по бокам, страховали Сашу от мнимого падения (куда можно было упасть в толпе?), остальные, побросав свои дела, окружили Чернявского и вместе с сидящими за столом принялись советовать ему как получше сесть. Но вот нас наконец-то заметили и сказали Саше. Надо ли говорить, что восшествие на коляску было таким же впечатляющим?
Я не понял и не стал спрашивать, почему он тогда был в коляске, если уже полтора месяца он мог «гнать» на ходилке. Насколько я теперь припоминаю, в последние дни моего «потока» Саша тоже был в коляске. Суть же не в том. Суть в том, что я впервые видел подобное единение. Конечно, после Саши такое отношение «здоровых» к «тяжёлым» не представлялось чем-то из ряда вон выходящим. Но до 1978-ого года «здоровые» проходили мимо нас, вообще нас не замечая. Здесь же не было никакой необходимости в помощи, здесь некуда было падать, но банальным милосердием здесь и не пахло. Не было здесь и скрытых насмешек с подтекстами. Что-то меня заставило увидеть в этой сцене глубокое уважение к Чернявскому. Почему? Как это получилось? Был ли Чернявский в фаворе там, в школе-интернате? Если предположить, что нет, почему тогда он своим учителем называл одного воспитателя, довольно не плохо о нём отзываясь? Почему при этом он ни разу не упомянул своих родителей? Ведь школа-интернат – это не детдом или дом инвалидов, туда сдают не навсегда (по идее), а на период обучения. В конце концов, брошенные дети в «Голубую волну» не попадали и не могли попасть по определению. Путёвки сюда надо было ещё доставать, а его интернат никогда бы не отправил Сашу сюда, даже не смотря на то, что здесь комбинация оказалась сложнее. Тогда у меня промелькнула мысль, что видимо в этом мире что-то меняется. Насколько она была эйфорична?
3.
1979 год, сентябрь, хотя погода такая, что даже не верится. Закончился «золотой поток», 3 месяца не оценённого мною рая прошли как-то незаметно и в то же время долго. Так мне казалось потому, что я слишком соскучился по дому с одной стороны, а с другой я был доволен этим «потоком». Когда тем самым утром Полина Андреевна пришла в бокс и спросила, хочу ли я выйти отсюда, я честно сказал: «– Вообще-то, дома я настолько привык быть один, что сейчас тоже хочется побыть одному».
– Так может, ты не выйдешь, ещё посидишь здесь? – с некоторой угрозой в голосе спросила Полина Андреевна.
– Дело в том, что в этом «потоке» собрались замечательные ребята. Вон они, выходят, каждый как песня, как улыбка судьбы. Когда ещё будет такое?
С этим аргументом было трудно поспорить. Я отдал написанное спозаранку письмо и вышел «на свободу».
А теперь мы с папой шли по залитому солнцем городу. От городского автобуса я опять отказался: где-то сзади дышало давно скрывшееся море, лёгкий эфирный ветерок трепетал листья деревьев, чирикали какие-то птички, на каждом углу стоят скамейки, а я должен был нюхать бензин? – Успею! Впереди ещё вся жизнь.
Но почему я описываю именно этот уход из «Голубой волны»? Ведь, как не трудно догадаться, уходил-то я много раз. Наверно, просто потому, что на этот раз по дороге я встретил несколько тоже выписавшихся ребят, они почему-то не торопились разъезжаться по домам. Это мне позволило высказать здесь ещё несколько непутевых мыслей. В частности, ещё раз подтвердить про себя тезис о бесконечности и параллельности синхронно существующих миров. Я, например, несколько раз встречался с Людой, Глумовым, со стремительно мчащимся куда-то Урываевым, но поздоровались мы всего 2 – 3 раза. При чём, не по их инициативе. Точнее говоря, если бы я их окликал, они бы откликались, но они мне нужны? – Как и я им. А вот когда мы присели отдохнуть возле Турецких Ворот, я окликнул проходящего мимо Рогозина. Естественно, он узнал меня, они с папой присели к нам и 40 – минутный перерыв затянулся часа на 3. Лёгкий, пустой разговор, ничего не значащие фотографии на лафете исторических пушек, а на сердце тепло и светло. Будто дома побывал. Как же иногда мало надо человеку!
Глава 2, заключительная
1.
Письма – интересная штука. Иногда бывает так, что писать как будто нечего, но приезжаешь домой, и через некоторое время хочется об этом рассказать, о том поведать, о третьем, пятом, десятом.… А как? – всё равно не понятно. Когда же находишь друзей по духу и, главное, по переписке, сколько не пиши – бумаги не хватит, а при встрече долго ломаешь голову над началом разговора. Если же попадаешь в относительно спокойное место, где стоящих происшествий надо ждать годами, эпистолярный жанр кажется совсем не нужным, однако без писем связь с малой родиной кажется совсем обрывается, но когда каждое воскресенье требуют «Письма, письма, письма!», то рождаются такие «шедевры», как «Признавайтесь, кто ко мне приедет? У меня звенело ухо!»] Извините, но если, например, в апреле – июне 1976 года я через неделю «сушил гипс» (мне накладывали гипс и 3 – 4 дня я лежал под сушилкой), что я мог написать? «Жив, здоров, лежу в больнице»? А в 1980 году по этой логике мне надо было в каждом письме писать о моей вражде к Яшину, да? Зимой же 1979 года (январь – март) мне надо было писать: «В матче Алексеев – Бонни ‘Эм счёт…»? Симпатичная получилась бы переписка!
Со временем, однако, не в теории пришлось узнать, что письма могут быть разными. Содержимым простого конверта можно как окрылить человека, придать ему сил, так и уничтожить, раздавить его. С переходом эпистолярного жанра в виртуальную реальность такое положение вещей не изменилось. Ведь главное в письмах – это возможность полностью изложить свою мысль, не опасаясь, что тебя перебьют. И здесь уже полностью открывается содержимое мыслей и души собеседника, его отношение к тебе и твоё – к нему.
Так вот, одно из таких писем (точнее, 2, вместе с ответом) и послужило толчком к написанию этой повести. Нет, я не написал ни одного из них. В тот момент я находился дома и делал вечные уроки. Но позже я столько раз о них слышал, что при желании я мог бы нафантазировать и написать их здесь. Ведь получилось так, что эти 2 письма навсегда перевернули сам образ мыслей тех, кто работал и тех, кто лечился в «Голубой волне». В самый плохой «поток» 1980 года у меня был уже шанс помириться с моими врагами, о чём раньше я бы и не мечтал; этот шанс был упущен по моей вине. Но до тех двух писем не было бы и таких шансов в случае чего. Итак, однажды…
2.
Однажды в сентябре 1978-ого года Ольга Гавриловна получила некое письмо. Вроде, письмо как письмо, ничего особенного, таких писем медработники получали столько, что сами, небось, сбились со счёта. Тем более – адресованные врачам той или иной группы. Дальше пошла легенда, но её я слышал много раз, как уже говорил, и потому неплохо представляю дальнейший ход событий:
Говорят, что, прочитав это письмо у себя в кабинете, Ольга Гавриловна якобы пулей выскочила оттуда и помчалась искать(?) Полину Андреевну. После того, как она прочитала сие посланьице, срочно(!) был созван экстренный сбор. На этом пионерском сборе якобы присутствовали все свободные на тот момент медработники. Был ли там Саша – об этом я как-то не спрашивал. В письме говорилось, что родители Саши Чернявского хотят будто бы от него отказаться.
Скажем откровенно, в нашем мире этот случай сам по себе может быть диким, но не исключением из правил. К примеру, на следующий же «поток», приехав снова, я застал некую Дину Ефимову, за которой просто не приехали. Отца у неё не было, а мама работала проводницей поезда и они в этом поезде в основном и жили. Но когда в начале её 3 его «потока» мама всё-таки приехала навестить, когда её спрашивали, почему та не приезжала, мамаша отвечала: «– А я думала, что путёвка не на 3 месяца, а на 3 года…» Но, согласитесь, это что-то другое. Как и некоторые другие случаи.
Так вот, когда это письмо было прочитано перед всеми, после недолгого бурного обсуждения было решено (в некоторых версиях предложение исходило от самих ребят) тут же составить ответное. Говорят, письмо действительно сочинялось всем миром, каждый норовил вставить что-то своё. Когда ответное письмо было составлено, его подписали все, кто там был, включая тётю Раю Запорожец («Встречайте, господин 420!»). Те, кто не мог писать, якобы ставили крестик, крючочек, что могли… Урываев через год хвастал, что т. к. он подписывался последним, Миша якобы «воспользовался положением и добавил матюков, после чего заклеил конверт».
– А вы знаете, Саша пошёл…
– Как пошёл? – как бы спросило всё пространство в лице Полины Андреевны.
– Да так, ножками, – засеменил двумя пальцами по колену Урываев. – Он шёл с папой под руку.
– Да-а-а? Где ж ты его видел?
– В Москве. Между поездами было «окно», ну, я решил прогуляться. Гляжу – он идёт. Я подошёл к нему, ну, мы с ним немножко поговорили.
«Где ж они встретились?» – только и подумал я, вспоминая, что Тёплый Стан в одном конце города, а Курский, Казанский и Ярославский вокзалы – в другом? Но это было уже не важно. Главное – Саша дома, мы победили, Саша пошёл.
В.П. Алексеев
Второй вариант 10 / 11 – 22 / 12 – 03г.
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 11:15 | Сообщение # 63 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ОНКОЛОГИЯ ДУШ
(дилогия)
В. П. Алексеев;
Т. П. Алексеева,
В. П. Алексеев
Автор книги рекомендует перед прочтением второй повести ещё раз перечитать первую (если сможете).
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 11:21 | Сообщение # 64 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ОСКАЛ ТРОЯНСКОГО КОНЯ
(ПОВЕСТЬ)
В. П. Алексеев
Хочешь рассмешить бога? – расскажи ему о своих планах на завтра!
(современная поговорка)
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 11:27 | Сообщение # 65 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Будучи романом, это повествование могло бы начаться так:
Над океаном летит самолёт. Пусть красивая стюардесса развозит всякие напитки, закуски, аперитивы и т. д. И пусть один из пассажиров спросит другого:
–Are you arrival in Australia forever?
–Yep, – глухо ответил бы угрюмый сосед, одновременно желающий и очень не желающий разговаривать.
–Sorry, but you allow, how match I know, in Russia in present time all o’ key? Or not?
–Yes, yes. Only I arrival go away for personal consider, no politic.
Однако, это повесть, не роман. Так думалось Сергею в начале 2010 ого года. Примерно до двадцати пяти лет Сергей понятия не имел, чем повесть отличается от романа. Точнее, теоретически было понятно, чем они отличаются, но только теоретически. Одно дело, изучать жизнь по книгам, как бы со стороны и совсем другое дело, если она, эта жизнь, ударит тебя по голове. За что? – не понятно. Просто так.
Потому автор решил начать её, повесть, с самого логического начала. И это логическое начало, по мнению автора и его прототипа Сергея, лежит в том, 1991 ом году. И так…
Солнце, как всегда, припекало с правой стороны. Ещё не потерявший вкус к жизни (после известия о смерти Леры) Сергей наивно пытался шагать по очень пологому склону горки, некогда бывшей горой, на которой стояла деревня. До шланга, качавшего воду из-под горы прямо во двор, в верхнюю баню и в верхний огород, оставалось несколько метров. Примерно столько же, честно говоря, сколько было несколько минут назад. Неожиданно Ира, сидевшая на завалинке, спросила:
–А как ты относишься к частному предпринимательству?
–Положительно, – ответил Сергей, имея ввиду не совсем то, о чём спрашивала Ира. Было ясно, что Ира задала вопрос относительно себя. Однако Сергей ответил более обобщённо, но так, как и ожидалось спросившей.
С точки зрения Сергея, никакого противоречия не было и его ответ правильно толковался в любом случае. Но имеющийся ввиду случай №2 был поводом для будущего «пустого» разговора на заданную тему. Этот разговор так и не произошёл. Да и не мог произойти; Ира была достаточно далека от философских споров. Однако через призму взгляда Сергея на политику и экономику легче объяснить его отношение к дальнейшим событиям. По крайней мере, так кажется автору.
В те времена семья Алексиных (назовём её так), как и большинство других семей, выписывала довольно много периодики. В свете последних событий в стране и в попытках узнать, что же всё-таки происходит, каковы механизмы этих процессов, Сергей читал все эти новомодные материалы, в которых другие искали жареные факты. А т. к. Алексины уже лет десять выписывали журнал «Наука и жизнь», в конце 80 ых годов Сергей и наткнулся там на ряд статей по истории и экономике. В частности, ему попалась статья Ст. Коуэна, название которой сейчас сразу и не вспомнить. В ней автор статьи утверждал, что на самом деле никакого социализма никогда не было. Был так называемый «монопольно-государственный капитализм». Действительно, если государственный аппарат держит всю монополию на средства производства, распределения и перераспределения, как можно назвать такую систему? Следующий момент: при коммунизме государства не будет. А куда денется государственный сектор экономики? Социализм же, по определению, это – переходная стадия от капитализма к коммунизму. Элементарная логика говорит, что монополизировать экономику в руках государства – это идти в противоположном от коммунизма направлении.
Однако т. н. «демократы» (которых Сергей вслед за А. Невзоровым прозвал демофашистами) извратили всё на Свете: антикоммунизм они представили, как коммунизм, демократию стали рисовать как антикоммунизм, политиканство обернулось политикой, а политика вообще исчезла!
Тогда, в гнуснейшем августе 1991 ого года, ещё была какая-то надежда, что всё это только кажется. Надежда, не смотря на то, что год назад Верховный Совет РСФСР, руководимый кукловодами Е. Боннэр и Б. Ельциным, уже принял декларации суверенитета и приоритета законов РСФСР над законами СССР. Несмотря на то, что в июне уже 91 ого года этот же марионеточный парламент принял закон о департизации предприятий, в результате которого именно Алексин-старший остался без работы как в первый и последний раз избранный освобождённым секретарём парткома. Между прочим, уже после угрозы сокращения. Тогда и было решено съездить в последний раз на мамину родину, в Самарскую (уже переименованную бывшую Куйбышевскую) область, в деревню (пусть будет) Простоквашино. Почему туда, а не на папину родину? Только потому, что туда же собирался целый отряд родственников по маминой линии. Начинающий предприниматель Ира или недавно прибывшая из Норильска Света со своими двумя детьми уже могли заплатить за два «лишних» места.
Иди, Серый, иди! Ты сейчас думаешь, что всё кончилось, что всё плохое, что могло быть, уже было. Но как же ты глубоко заблуждался! Два года назад друг твоего друга в крепкой беседе выдал сентенцию, которую ты не забудешь никогда. Тогда в разговоре о смысле нашей жизни и самоубийствах он сказал: «Если человек не любит себя, то это – одно. Если человек не любит людей, это – другое. Если ни то, ни другое, то это – третье. Так вот, если четвёртое, то этот человек – самоубийца». Серый, ты уже помнишь, но ещё не представляешь себе, насколько часто ты будешь вспоминать эти слова! Странное дело, вроде, слова не блещут оптимизмом и тема для беседы не весёлая, но как часто потом это воспоминание, эти слова предохраняли от последнего шага в небытиё, знаешь только ты, Серый. Иди, Серый, иди!
Серёжа уже тогда начинал кашлять. Однако значение этому никто не придавал. В том числе, и сам Сергей. Но на следующий день кашель стал практически беспрерывным, а температура поднялась за сорок. Было решено срочно отвезти Сергея в Шенталу. В районный центр. Там жили люди, чьи имена нет смысла менять даже ради такой непростой повести. Это – мамин брат дядя Гора, его жена – тётя Маша и когда-то здесь же жили их дети, теперь давно взрослые, Вова и Сергей. Кое-кто скажет; недочёт, двух человек с одинаковым именем в одной семье быть не может. На самом деле, в жизни родня у Алексиных настолько многочисленная, что есть и по три тёзки с одной из сторон! Здесь же Серёжа №2 не будет практически фигурировать, по крайней мере, для Сергея №1; как тот уехал в Сортавалу служить, так и исчез он из поля зрения Сергея Алексина. Было лишь известно, что с ним всё в порядке. Так вот, здесь, в Шентале, тётя Маша какими-то своими методами быстро вылечила Сергея. Но, увы, главное здесь не в этом!
ГЛАВА 2
Как часто в жизни бывает так, что то, что считалось главным, вдруг оказывается второстепенным и наоборот, абсолютно второстепенное превращается если не в главное, то в определяющее! Сентенция? Сейчас, в 2010 ом году, Сергей много бы дал, что бы это оказалось просто философской, ничего не значащей, сентенцией. Может, тогда бы жизнь пошла бы по-другому. Но тогда, в Шентале, стоя возле Сергея, тётя Маша просто так сказала папе, что Ира не очень чистоплотна на руку:
–Пока она работала в нашей аптеке, она все лекарства перетаскала и перепродала.
Зачем она это сказала? Сергей был больше, чем уверен, что без всякой задней мысли. И никто не мог предположить, что из этого выльется. Ведь с тех пор прошло около десяти лет. Ира давным-давно переехала в Чебоксары (тоже не вижу смысла изобретать новый топоним). Она успела окончить институт, поработать медсестрой на ХБК, выйти замуж, получить квартиру… Зачем Алексиным надо было знать, чем занималась Ира 10 лет назад?
Относительно незадолго до тех событий, лет десять, начиная с 1978 ого года, Алексины чуть ли не изводили себя другим «крестом», неожиданно свалившемся на голову. До сих пор Сергей полагает, что к последующим событиям то событие, слава богу, не имеет. Так бы сказали и все остальные вольные или невольные участники той «эпопеи», той совершенно глупой войны ни за что. Наверное, поэтому слова, сказанные тётей Машей в августе 91 ого, Алексиными были пропущены мимо ушей.
Ведь память ещё хранила тот февральский день 1978 ого, когда в двухкомнатной, ещё прошлой, квартире раздался звонок недавно установленного телефона:
–Да? – схватила трубку подлетевшая мама Сергея, пусть будет Надя, Надежда. – Да, да, слушаю. Старые Санжары? Давайте! … Аркаша, ты? Рада тебя слышать… Конечно, ждём, приезжай!
Ответ был, как минуту спустя объяснила несколько обескураженная Надя, неожиданным:
–Ты не очень-то радуйся. Я немного «не в форме» и еду жить. Мне больше жить негде.
Вероятно, давно привыкшая к косноязычию сына, Надя только положив трубку заметила, что и у брата язык стал немножко заплетаться. Что случилось?
За год (а может, больше) до этого старший мамин брат Аркадий, прошедший всю войну, 17 лет проживший в ГДР в составе ОКВ СССР, неднократно раненый, неоднократно лежавший в больницах и госпиталях, вновь угодил в больницу. На этот раз с инсультом. Полностью парализовало правую сторону. Проведя в больнице около года он, полчеловека от того, что было, возвращался к себе, домой. А дом встречал его распахнуто, но не весело. Стоял холодный для Украины январь. Но все двери и окна были демонстративно открыты настежь. Печь не топилась несколько дней. Жена ушла (как позже выяснится) к соседям. Зачем ты сюда пришёл? Кто тебя звал? Ты нужен был жене и сыновьям, пока был здоров, а теперь – auf viederseien!
Наверняка, примерно об этом думал Аркадий, глядя на свой любимый некогда, а теперь столь опостылевший, дом, хотя никогда, никому он не говорил, о чём думал вообще, а, тем более, тогда. Об этом можно было только догадываться. И Алексины, ещё не ведавшие, что им уготовил этот тип, поначалу глубоко переживали его горе.
Но одно его сомнительное решение, принятое, вероятно, тогда же, на пороге некогда своего дома, стало очевидным довольно скоро. Незадолго до болезни Аркадий, умудрившись поссориться с женой, поступил «по-русски», переписав «всё движимое и недвижимое имущество» на её имя. Это уже сюжет совсем дру¬гой повести, которой Сергей не знал и знать не хотел. Но тогда, едва-едва стоя возле своего дома, Аркадий принял решение накопить деньги и доказать своей бывшей семье, что он-то может обойтись без них, а они, мол, без него…
В результате этого решения, переехав в семью Алексиных, Аркадий так и копил свою немалую пенсию, не давая хозяевам ни копейки. Но для ещё наивных Алексиных это было последним аргументом при принятии окончательного вердикта по его дальнейшей судьбе спустя десять лет. Тогда же они не приняли во внимание то, что к ним приехал не просто человек, обозлённый на весь мир, с оголёнными до предела нервами, с явно расшатанной психикой, а монстр. Для него явно не существовало хороших людей: если кто-то имел две руки, две ноги и голову на плечах, значит, уже был виновен.
Только что приехав к Алексиным, после того, как Надя с Павлом ушли на работу, а Женя – в школу, Аркадий демонстративно лёг на пол, на ковёр и, лёжа на спине, сложил руки на груди, придерживая одной рукой другую, закрыл глаза и начал синеть да зеленеть от злости. Сергею стало страшно. Ему уже тогда показалось, что вся злоба мира сконцентрирована в этом маленьком, худом, тщедушном существе. Аура зла, витавшая над ним, была почти осязаема зрительно, а не просто очевидна. Если бы Сергей знал то, что знает сейчас, он крестился бы весь день. Но маленький, двенадцатилетний мальчик с округлёнными от ужаса глазами смотрел на это зрелище и молчал. Ничего, наивно полагал Сергей. Придёт мама – во всём разберётся. Это у него стресс.
Мама-то пришла. И папа пришёл. И Женя пришла из школы. Да вот легче не стало. Жаловаться? На что? Кому? А, главное, на кого? На битого жизнью человека? Отогреется, растает.
Однако у Аркадия были несколько иные планы. Позже так казалось не только Сергею. Немного освоившись и отъевшись, Аркадий будто с цепи сорвался. Глупому, безжалостному остракизму подвергалось всё подряд. Если приходил какой-нибудь гость, его не останавливали ни чувство такта, ни рамки приличия, ни понятия этикета. Как будто бы он никогда не был офицером.
И то, что поначалу Сергей пытался находить в этом монстре чего-то хорошее, теперь выглядит как парадокс. Например, дядя Аркадий довольно сносно рисовал левой, здоровой рукой. Ещё в Анапе пленившись тем, как здорово Вова Белов рисует морские пейзажи одним простым карандашом, Сергей заворожёно наблюдал, как Аркадий одним простым карандашом рисовал изящнейшие портреты. Люди на них выходили, как живые, хоть ни Сергей, ни автор этих работ никогда их не видели. Он же, дядя Аркадий, изумительно играл в шахматы. Сергею же всегда нравилось играть с сильными партнёрами. И Аркадий это знал. Но, любитель поиздеваться да поёрничать, Аркадий часто вслух, как бы про себя, во время игры часто проговаривал:
–Ну, что, поддаться или поиграть?
Вопрос в его устах звучал крайне двусмысленно. Один и тот же вопрос звучал как в случае неудачного хода Сергея, так и в случае, если Аркадию надоело играть. И это при том, что каждый раз во время игры, Аркадий «склонял алфавит налево и направо». Получалось, что Сергей играл с дядей только из-за шахмат, а тот с Сергеем – только что б провести время.
На этом фоне и появился новый персонаж сего повествования – Ира.
ГЛАВА 3
На рубеже XIX – XX столетий в Самарской губернии жили два человека. Он и Она. О том, как они сходились – расходились, можно было написать целый роман. Их жизнь – это, видимо, вариация на тему «любовь зла, полюбишь и…». Впервые они повстречались ещё до 1900-ого года. Но тогда по каким-то причинам судьба их развела. Когда же через некоторое время они встретились снова, один из них был уже женат. Видимо, тогда редко разбивали семьи. Потом началась первая из четырёх пройденных дедом войн. Встретившись вторично, они как будто поменялись ролями: кто был женат, оказался вдовым, а другой из них уже обзавёлся семьёй. Насколько мог понять Сергей, они всё-таки сошлись с третьей попытки, потеряв к тому времени всех своих супругов и детей. Однако, по словам мамы, дед прошёл четыре войны ещё до Великой Отечественной. Кроме того, первые дети у них появились в двадцатые годы. Исходя из этого, Сергей подозревал, что они ещё несколько раз сходились да расходились на жизненном пути.
Как бы то ни было, родившись в 1943 ем, Надежда была уже десятым, последним ребёнком. Деда не взяли на войну по двум причинам: по возрасту и из-за того, что он был единственным ветеринаром на весь район.
Почему я об этом пишу? Ведь, по мнению Сергея, это не имеет никакого отношения к грядущим событием. Да из-за атмосферы! Автор не учился в лит. Институте и не может передать нужными словами то, что чувствовали Алексины, попав в передряги 90 ых годов. Хотя в контексте данной повести сии подробности не имеют никакого значения, автор хочет тем самым «убить двух зайцев»: описать фон середины этого повествования и рассказать, откуда на голову Алексиных свалилась Ира. Да, и Аркадий, самый старший после (а, может, до) убитого на войне Виктора. Потом бабушка, видимо, не раз рассказывала своим детям, что, уходя на войну, Виктор одел свою самую красивую рубашку и, действительно будучи писаным красавцем, подошёл к зеркалу и сказал:
–Мам, а, ведь, правда я у тебя красивый?
Это были его последние слова. Больше его никто никогда не слышал.
Ну, и последний штрих к описанию атмосферы любви и благополучия, пусть относительного (а Сергей давно уже не верил в целостность этих ускользающих от здравого смысла понятий), это – рождение в 1941-ом и в 1943-ем годах трёх девочек, самой младшей из которых была Надя.
К этому времени другая старшая сестра, пусть будет Зоя, была уже замужем. Здесь автор в первый раз даёт волю фантазии, т. к. не знает точно это началось. Однако именно от брака Зои с Алексеем и появились на Свет три человечка, один из которых (точнее, одна), к сожалению для Алексиных, сыграла не последнюю роль в событиях конца XX ого века.
Алексей пошёл на фронт, как и все остальные. Скорее всего, по призыву. Сергей никогда не поверит, что этот человек был способен уйти на войну по собственному желанию. Ведь там стреляют. Полвека спустя, будучи в небольшом подпитии, он однажды признался, что на войне стрелял в воздух. «–А зачем убивать живых людей? – пояснял он. – Ты никого не убьёшь – тебя никто не убьёт». И при первом же удобном случае этот Аника-воин сдался немцам. Наверное, было страшно, наверное, альтернативой была смерть. Ведь, насколько понял Сергей, действие происходило под Сталинградом. Однако, сдавшись в плен, Алексей почти ни дня не сидел в концлагере. По первому же призыву он пошёл в прислуги и всю оставшуюся войну прослужил у какого-то фермера.
По нынешним (особенно ельцинским, когда Алексей всё-таки рассказал эту историю) временам никакого криминала в этом не было. Демофашисты не увидели бы криминала даже в том (или тем более в том), что хозяева не держали Алексея под замком. Он свободно уходил на выходные, ходил по магазинам, жил в отдельном доме, но при всём при том, имея все шансы на побег, он и не думал бежать. А зачем? Как ты к людям относишься, так и к тебе будут относиться люди.
Но случилось неизбежное. Случилось то, во что не верили только недалёкие люди, подчас незнакомые с советским, да и немецким, менталитетом, как бы теперь выразились. Победа! Мы победили! Однако Алексею, видимо, удалось избежать полномасштабного возмездия; спустя несколько лет Алексей был уже дома, на свободе, правда, под другой фамилией.
Каким образом тётя Зоя повстречала дядю Алексея Сергей тоже не знал. И, честно говоря, не хотел знать. В свете того, о чём будет поведано ниже, самое место для их встречи – базар. Или страхагентство, где Зоя некоторое время работала официально. И, видимо, это было ещё до войны, т. к. их старшая дочь, Ира, лет на пять всего младше Нади. Но тогда то, что Зоя приняла Алексея после плена и, видимо, вместе с ним поменяла фамилию и где-то до шестидесятых они жили чуть ли не нелегально, как будто играет в её пользу.
А между тем, по воспоминаниям Нади, в пылу недовольства дед нередко говаривал на Зою: «–Вылитая тётка!». Что он имел ввиду, Сергея тоже мало интересовало. Скорее всего, имелось ввиду «спекулянтство», как называл занятие спекуляцией Аркадий. Однажды её даже арестовали. Скорее всего, на несколько дней, вовремя приехавший в отпуск Аркадий каким-то образом вызволил Зою. Другой раз Аркадий вызволял и отца, но того задержали за какое-то умное слово: с мнением деда на деревне настолько считались, что спустя четыре десятка лет после того, как его не стало, в 1991 ом году подвыпивший Алексей жаловался, что до сих пор не может, мол, спокойно сажать или убирать в огороде, т. к. все соседи по привычке делают то, что творится в огороде у Власовых . И здесь арест деда упоминается даже не в контраст с арестом Зои, а просто в ка¬честве дополнения к выше сказанному.
Детство Иры, как полагал Сергей, видимо, было на грани заброшенности. Она была чуть старше Сергея. Тот родился таким, каким родился и скоро бабушку увезли к Алексиным. То ли воспользовавшись этим, то ли чуть раньше того, но Зоя выкупила или приобрела другим способом дом в Простоквашино. Старшим же Власовым не было до Иры никакого дела. Видимо, находясь среди людей (как-никак, их было пятеро), Ира с самых ранних лет испытывала одиночество. Ире не к кому было обратиться даже по поводу больных зубов; в ответ на жалобы она лишь слышала, что, мол, вот, придёт комбайн и съест нехорошую девочку.
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 11:36 | Сообщение # 66 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ГЛАВА 4
Вот такой пушистый, но с затаённой, чёрной завистью на весь мир котёнок по имени Ира появился однажды в семье Алексиных. Когда Сергей увидел улыбку на её лице, ему на секунду показалось, что всё скоро переменится. Как же он ошибался!
Но это он поймёт потом. Сейчас же, устав от постоянного нервного напряжения, скрытой от всех борьбы собственного интеллекта с собственной душой и собственными понятиями о жизни, Сергей наивно полагал, что скоро станет легче. А Ира, видимо, принимая про себя Алексиных невесть за каких демонов, стала ластиться ко всем подряд. Но скоро Сергей стал несколько злорадно замечать, что Ира отходит от дяди Аркадия; то, что Сергею с Женей было ясно с самого начала, становилось понятно и остальным. Хорошо, что пока Аркадий не отъелся, его можно было терпеть. Сергей страстно любил играть в шахматы, долго делал домашние уроки, столь же долго писал письма друзьям; Павел с Надей целый день были на работе, а, приходя домой, занимались домашними делами, мама, кроме того, вязала; Ира бегала по своим делам – работа, учёба, спорт, видимо, рынок; Женя тоже весь день была в школе… Таким образом, мелкие уколы Аркадия по поводу и без выглядели вполне сносно.
Когда все расходились по своим делам, именно Сергею доставалось выслушивать всю ту ахинею, который нёс Аркадий в адрес других. За всё то время, что Аркадий провёл у Алексиных, он хвалил только двух «человек»: Сталина и… Гитлера! К сожалению, это не опечатка. Именно в таком сочетании: Гитлер и Сталин. Близнецы-братья, да? А за что ж он воевал? По мнению Аркадия, именно Гитлер, полоумный полукровка, вывел разбитую Первой Мировой войной Германию в разряд передовых стран мира. Только при нём, мол, немцы зажили полноценной жизнью. Иосиф же, наш, Виссарионович был-де умнейшим и скромнейшим человеком. Просто гений! Только, вот, вся его гениальность заключалась, видимо, в том, что все свои сбережения он хранил в ящике письменного стола. Больше Сергей ничего гениального в Сталине не видел даже по тем временам.
Когда же Аркадий желал обидеть человека, а такие «заскоки» случались у него на дню по десять раз, он говорил: «–Не голова, а правый ботинок Ленина». Особенно часто, в глаза и за глаза, такое сравнение доставалось Наде и Жене. Сергея этот «заумник» цеплял мало. Но, видимо, только потому, что знал (или думал), что для Серёжи намного оскорбительнее, когда в его присутствии так отзываются о его семье, приютившего этого морального урода, он и позволял себе оскорблять всех подряд, пока никого не было дома, кроме Сергея. Да и знакомых, тогда ещё приходивших к Алексиным в гости, он не жаловал. Хотя стоп! Перед редкими гостившими у Алексиных мужчинами Аркадий молчал, ведь те, по идее, могли двинуть в челюсть. Конечно, это было не так. Но в соответствии с извращённой логикой Аркадия, все люди – сволочи и от них можно ожидать чего угодно.
Потому Сергей был рад и доволен, когда Женя с Ирой стали сближаться друг с другом. В двухкомнатной ещё квартире «киевской» планировки, получалось, размещались шесть человек! Так вот, Женя с Ирой спали на очень небольшом диванчике, когда-то имевшем спинку и откидывающиеся «боковушки». Спинка состояла из двух половинок, которые в «разложенном виде» клались на «боковушки». Но когда решили поставить этот диванчик между диваном, на котором спал Аркадий, и стеной, выяснилось, что тот не помещается. Тогда с этого и без того маленького диванчика просто сняли боковые стенки. Одно утешение, что он не стал меньше, чем был.
Но как-то так получилось, что именно на него разместили Женю с Ирой. Почему? – Серёжа никогда особо не задавался вопросом. Насколько он помнил, диванчик стоял там давно, а Женя спала на нём с тех пор, как приехал Аркадий. Но Женя с Ирой, вроде бы, с видимой радостью восприняли весть о том, что будут спать вместе. Сейчас, спустя 20 лет, Сергей уже не верит в искренность той радости. Но тогда у Серёжи сердце пело, когда он слышал, как по ночам щебетались две подружки-сестрички. И совершенно было неважно, что совсем рядом, напротив Сергея всю ночь напролёт сопел да кряхтел дядя. Конечно, кряхтел он не от удовольствия, у Аркадия постоянно болела рука и ныли раны. Но чуть-чуть опусти голову в сторону дверного выхода (саму дверь сняли через несколько лет после заселения) – и вот оно, счастье!
Сергею было настолько не важно, о чём они шептались, что он и не слушал, и не запоминал это. Главное, что теперь им обеим всегда было хорошо. Казалось, чёрная полоса кончалась. Даже ежедневные скандалы приобрели какие-то обыденные формы. «Вижу взгляд наискосок, Волны плещут в полоску ила…», «Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, Ехал поезд запоздалый…»
–Ну, вы, там, долго будете болтать?
Самый деловой человек!
К Павлу Ира нашла ещё более лёгкий путь к сердцу. Случилось так, что на некоторое время все перешли на рисовую кашу. Сергею-то это было вкусно, но Жене с Надей почему-то это не очень нравилось, мягко говоря. А Павел ворчал, что «на вас не угодишь». Надя посоветовала печь кашу в духовке. Видимо, каша стала ещё вкуснее, но особо подчёркивала (и при случае до сих пор подчёркивает) это Ира:
–М-м-м, какая вкусная каша! Век бы ела!
Подход же к Наде оказался ещё проще. Кроме традиционных в таких случаях ласки и любви однажды Ира сказала:
–А можно я тоже буду звать Вас мамой?
–Что ты, что ты! У тебя же есть своя, живая мать!
Сказано это было после того, как об этом же попросила её другая двоюродная сестра, назовём её Лариса, лишившаяся мамы в три годика. Об этом будет рассказано позже. Сейчас же важно то, что, по мнению Сергея, именно эта просьба окончательно растопила и так не прохладное отношение Нади к Ире.
Впрочем, от Нади Ире нужны были не только любовь да ласка. Трезво оценив, кто есть кто, Ира быстро поняла, что с тёти можно поиметь куда больше. Не смотря на всё выше и ниже сказанное, отношения в семье Алексиных были такими, что, если бы не последующие события, никому бы в голову не пришло оценивать эту семью так, как это делала Ира. Случилось просто: когда в 1973 ем году Алексины переехали на новую квартиру, старая работа оказалась далековато. Для того, что б без спешки приходить на обед и кормить Сергея, Надя вскоре перешла в только что открытую рядом контору «Чувашшвейбыт». Там её заметили, вскоре она стала товароведом, затем – старшим товароведом. И всё! Все образовавшиеся в эпоху поголовного дефицита связи пускались на лечение Сергея. То, что от этих связей имели Алексины, это – более-менее нормальная жизнь. И это их устраивало. Когда же приехала Ира, а на каникулы из Куйбышева приезжала Лариса, они «имели» тётю по полной программе. По-видимому, сохранись Союз ещё лет на пять, то же самое ожидало и Женю. Однако тогда, водя Иру с Ларисой по чебоксарским ателье, своей Жене Надя иногда говорила: «–Ты ещё маленькая». Ира же довольно регулярно обновляла гардероб.
И не только его. Однажды она лишилась всех зубов. Пуганая комбайном, Ира давно уже потеряла все свои зубы. Здесь же при первом удобном случае она решила заменить имеющиеся зубные протезы на более престижные. И, скорее всего, несколько зубов должны быть золотыми (хотя автор не уверен). Однако когда Ира лежала уже в кресле, а зубы были уже сняты, неожиданно оказалось, что замены ещё нет, новый «мост» (или как его там?) не готов. С таким старушечьим ртом Ира и прибежала к Алексиным. По тем временам это было бы трагедией не только для молодой девушки. Если вам объявляют, что зубы будут на следующей неделе, это уже трагедия для кого угодно! Но, насколько помнит Сергей, проблема эта решилась на следующий день.
Сейчас всё это такие мелочи! Серёжа и тогда ничего не желал помнить, и сейчас тем более с удовольствием забыл бы кое-что. Но автору надо, главным образом, для себя объяснить то, что же всё-таки произошло во второй части этой повести? И как связано это с третьей частью?
ГЛАВА 5
Восьмидесятые года наступили как-то не понятно, вдруг и не вдруг, ожидаемо и неожиданно. При чём, во всех смыслах этого слова. Редкий человек не понимал, что так жить нельзя, что что-то должно измениться. Это не означало, что, дескать, все понимали, что строй прогнил до основания, как теперь утверждают. Сергей считал, что большинство нормальных людей даже и не думали о смене строя и отмене шестой статьи конституции.
Однако перед тем, как окунуться в эту дикую полемику ненормального возницы, запрягшего телегу впереди лошади, Алексины получили трёхкомнатную квартиру, в которой живут до сих пор. Произошло это не раньше 1983 его года, потому что Сергей оканчивал школу ещё в старой квартире, но не позднее 1987 ого, когда её окончила Женя. Допустим, это и будет конец 1984 ого. Сергей отлично помнил ту зиму, но ничего не смог бы сказать о ней. Не к чему было её привязать!
Обычно получение квартиры было большим праздником. Возможно, сложись обстоятельства грядущих событий несколько иначе, таким же праздником оказался бы переезд в этот дом. Теперь, с позиций 2010 ого года, Сергей ни за что бы не согласился на переезд в эту квартиру. Даже не зная о том, как им улыб¬нётся «троянский конь» судьбы. Но тогда, когда у Алексиных вроде был выбор, когда им предлагали квартиру в новом доме и эту, когда уже решили было переезжать туда, вдруг неожиданно выяснилось, что Павел с самого первого дня переезда в двухкомнатную засматривался на этот, соседний дом. Почему? Сергей так и не понял. Допустим, когда-то дома «киевской планировки» считались шиком, мечтой. Но, по мнению Сергея, это было не так уже десять лет назад, когда в 1973 ем году они переехали с улицы Франко на улицу Павлова только из-за дополнительной, второй комнаты. Однако, видя, что соседний дом уплывает, Павел настолько сильно расстроился, что казался мрачнее тучи. При каждом удобном случае он подходил к окну и, опершись локтями о подоконник, подолгу смотрел на ускользающую мечту. В конце концов, Алексины решили переиграть и согласиться на этот дом.
Чем не преминул воспользоваться Аркадий. С тех пор, как узнал о планах Алексиных переехать в трёх- или четырёхкомнатную квартиру, Аркадий время от времени дразнил их, живописно разводя левой рукой:
–Вот, переедите в новую квартиру – куплю вам арабскую мебель во всю стену. Эх!
Начать с того, что арабская мебель просто необходима в наших маленьких квартирах!
Узнав же о переезде в эту квартиру, Аркадий заявил:
–Так это не новоселье, а размен.
Этот переезд длился месяц, не меньше. Оказалось, что прежние жильцы запустили свою квартиру, по крайней мере, ниже уровня комфорта, к которому привыкли Алексины. Было решено общими усилиями сделать неплановый капремонт. Но никакого отпуска в конце года не намечалось. Потому, приходя с работы, Надя с Павлом сразу же переодевались и шли «доводить до ума» новую квартиру. Не одни, им помогали соседи по лестничной площадке прежней, двухкомнатной квартиры, с которыми Алексины дружили, и Маруся (назовём её так), младшая сестра Павла, крестившая Сергея и Женю.
Вообще, этот месяц можно было бы пропустить. Если бы не один «звоночек», сделанный как будто для несколько мистического развития сюжета в третьей части этой повести.
Однажды вечером, где-то около девяти, Павел пришёл с ремонта чуть позже остальных. Все знали, что он задержался из-за какого-то типа, вроде бы коллеги по работе. Видимо, тот был знаком с прежним хозяином этой квартиры, который был каким-то крупным начальником. Так вот, Павел пришёл домой особо возбуждённым. По его словам, когда все ушли, подвыпивший «коллега» пнул банку с половой краской и в непечатных выражениях заявил:
–Ты что, мол, позоришь честное имя такого-то? Весь город уже смеётся!
–А в чём дело-то? Чем я ему дорогу перешёл?
–Такой большой человек, как он, не мог жить в сарае! А ты которую, уж, неделю здесь ремонтируешь! Как будто он был совсем безруким неумехой!
–И что?
–Я тебе покажу «и что»!
Сергей всегда удивлялся, натыкаясь на идиотов. Откуда они берутся? Чего хотят? Да они же сами этого не знают! Они просто ходят по Свету и расставляют, что ни попадя.
Сам переход в новую квартиру тоже ничего светлого в душе Сергея не оставил. Его привели обыденно, как вещь, но так могло ему только показаться. Дело в том, что Сергей видел, как все остальные целый день носятся туда-сюда, с вещами в одну сторону и без вещей обратно. Видел и ничем не мог помочь. А напротив, в кресле, сидел, не раздеваясь, Аркадий. Сидел в своей столетней каракулевой шапке, в светло-коричневом пальто, близком к цвету беж, закрыв глаза и притворяясь спящим и измученном жизнью. «Ах, не трогайте меня вы», то и дело вспоминал Сергей строчку из своего стихотворения, навеянную когда-то Аркадием. Ну, не можешь таскать, ну, не хочешь, ну, не дают, – другим-то что от этого? Что ты на нервах-то играешь? Ложись, вон, на диван и лежи! Весь пол занят, но диван специально для тебя освободили.
Сергей ничего не говорил ему. Пусть дурачиться! Теперь это ему на руку. Все увидят его истинное лицо. Примерно за год до этого стоявший за креслом Аркадия Сергей, не стерпев его очередного выпада против очередной его жертвы, которую он вообще не знал, Сергей молча и быстро обхватил Аркадия за горло и стал душить. Тогда разнимать их кинулись все присутствующие; Надя, Женя, Ира, кажется, Павел… И долго потом удивлялись: «– О, какие сильные руки!». Теперь Сергей просто сел за стол и стал читать недавно выписанную «Комсомольскую правду». Они сами разберутся.
Впрочем, на сколько мог понять Сергей, «разбор полётов» в головах остальных Алексиных уже начался. Ведь как только Аркадию стало лучше, он стал ездить к брату Георгию да сестре, назовём её Люся. И, естественно, наговаривать, наговаривать, им про Алексиных, Алексиным – про них. Сергей был не настолько глуп, что бы верить всей той чуши, которую тот нёс, поэтому он специально её не запоминал. Не верила этому и Надя, коротко и ясно выдавая вердикт:
–Врёшь!
В ответ Аркадий говорил:
–Не хочешь слушать – прими за сказку, но не мешай врать другим.
Однако когда Георгий узнал, что, по словам Аркадия, почему-то поехавшему в Шенталу на зиму, они, мол, не топили ему печку, он просто сказал: «– Не может быть! Вы что-то путаете. Печку топили каждый день».
Никто в этом не сомневался; в шенталинском доме тогда только-только установили паровое отопление, а широкая душа Георгия не могла не похвастаться этой новинкой. Но летом включать отопление как-то не принято. Сергею казалось дико уже то, что Аркадий врёт по фактам, которые легко можно проверить. Их гораздо труднее опровергнуть. Зачем он это делает? Зачем возводить на себя поклёп? Может, он хочет избавить людей от себя? Иногда такие желания возникают. И не у него одного.
ГЛАВА 6
Да, не у него одного.
Лет двадцать назад, когда у автора впервые появился замысел этой повести, он хотел начать её не так.
После последней поездки в Анапу у Алексиных появилась возможность съездить на консультацию в Институт Турнера в Ленинград. Чем они и не преминули воспользоваться. Там Сергея, конечно, осмотрели, после чего сказали:
–А что вы, собственно говоря, здесь делаете? У вас в городе есть прекрасный врач, который проводит подобные операции не хуже.
Где-то через год подобная операция состоялась. И весьма успешно. Но вот в один из постоперационных дней, когда надо было восстанавливаться, встав за спинку кресла, Сергей обнаружил, что обратно идти он не может. Точнее, смог бы, но что-то ему мешало. Тогда он обогнул кресло с другой стороны. Так в его голове возникло первое название автобиографической, как он тогда полагал, повести. «Вокруг кресла». Господи, да неужто действительно вся жизнь пройдёт вокруг этого кресла?
Много позже, уже в наше время, Сергея слишком часто будет преследовать одна мысль: почему на земле столько горя? Это не может быть выгодно Создателю, ведь он не маньяк! Насаждать веру с помощью разнообразных казней египетских – не слишком ли? По логике вещей, это выгодно сатане, но почему тот до сих пор не уничтожен?
Всё-таки в те времена Серёжа больше был замкнут на себе, на своих проблемах. У него не так болела голова, почти никогда не болела. И проклятое чувство стыда, которое он не считал проклятым, сжигало его заживо. Он действительно долгое время считал себя тем, кем (для его ушей) считали Сергея другие; трусом и лодырем.
Из поездок в санаторий Сергей, никому не говоря, вывозил в сердце следующие впечатления; этот поднялся, этот пошёл, тот смог, а почему я не могу? На самом деле, таких героев было мало. Больше было «героев духа», которые жили и хотели жить, не смотря ни на что. Возможно потому, что они, как и Сергей, по сути только начинали жить, возможно потому, что ныть было бесполезно, никто из них не жаловался на судьбу. По крайней мере, прилюдно. Ребята гоняли везде, где только было возможно. Девочки, как и все девчонки, шептались, смеялись, прыгали в «классики» и т. д. Жизнь кипела! Кипела, не смотря ни на что. Боролись с нарушениями, наказывались, поощрялись, ставились в пример… Но чего-то не хватало. Чего? Может быть, вмешивалось сознание того, что нормальным ребятам не мотают лан¬гет на ночь, не шнуруют тутора да аппараты, не кладут ненавистные грузы на колени (мешки с песком, по несколько килограммов каждый)? Как-то Сергей оказался во внеурочное время в палате для девочек. Сергей давно забыл, что он там делал, но навсегда запомнил одну лан¬гетину. Он не знал даже, как её обозвать. Эта гипсовая штуковина была с макушки головы до пяток ног включительно! Мурашки у Сергея ползали по всему телу. «Боже, как же она заматывается? Как же она терпит? Как же она в этом спит?» – только и думал Сергей. Тогда ему ещё слабо представлялось, что не у всех ноги дёргаются. Но ведь даже спать в этом, не поворачиваясь всю ночь, было неудобно. Другой раз он оказался рядом с протезами безногого Андрея Горянкина, что так же произвело на него неизгладимое впечатление.
Приезжая же домой, Сергей был невольным свидетелем таких мелочных выяснений отношений, которых и скандалами-то никак не назовёшь. Ненависть дяди ко всем людям накладывалась на неспокойный норов Павла и, как следствие, самого Сергея. О чём буза? – если задать такой вопрос, вряд ли кто бы ответил. Шумели, галдели, «веселились»… Зачем?
В Анапе тоже было много суеты. Человек от природы суетлив, с этим ничего не поделаешь. Однако та суета была как-то оправдана. Когда в одном месте находятся по 30 человек, их интересы просто не могут не пересекаться. Но там жизнь не тлела, а кипела! И кипела настолько, что ничего другого, казалось, Сергею не надо было. В Анапе Сергея доставало одно: скука по дому. При чём, она появилась не сразу, далеко не в первый приезд. В первый раз он эту скуку и не почувствовал. Но с каждым последующим приездом она усиливалась больше и больше.
Между тем, именно в последний раз Сергей встретил свою судьбу, как бы теперь выразились. В рамках этой повести рассказы об Анапе не уместны. Но Сергей, допустим, хочет разобраться, откуда ноги? Почему первая половина девяностых годов прошла для Сергея как будто в тумане? Сергей мог предполагать, что всё дело в нём, фиолетовом цвете летнего анапского вечера. То, что произошло вслед за ним, автор подробно описал в поэме «Осколки фиолетового лета». Скорее всего, думал Сергей, если бы не было той эпопеи, ему было бы труднее воспринимать тогдашнюю окружающую действительность.
При чём, романа как такового не было. Возможно, это тоже наложило отпечаток на то, что потом лет десять – пятнадцать все происходящие события воспринимались им как в тумане: не успел, опоздал. Но кто знает, что было бы, не повстречай он до этого ещё трёх особ и на этом основании не усомнись в своих желаниях? Задним числом кто умён? А тогда Сергей просто активно включился в работу клуба, с которым познакомила его Лера. Этот Всесоюзный заочный клуб инвалидов так же не имеет к этой повести отношения, но автор хочет ещё более показать состояние Сергея в девяностые годы. Дело в том, что пока Сергей участвовал в этом клубе, он как бы не замечал возрастающих издевательств Аркадия да надоедливых выяснений отношений.
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 11:45 | Сообщение # 67 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ГЛАВА 7
А жизнь продолжается всегда. Даже тогда, когда сомневаешься в её необходимости. Однажды осенью Надя мыла окна. Как и всегда. Но на этот раз что-то пошло не так. И такое бывает. Через несколько дней она слегла в больницу с воспалением лёгких.
Насколько помнит Сергей, лечили её долго. А уже после того, как выписали из больницы, она долго ходила на укол. Иуфелин. Проблема была в том, что его надо было вводить медленно. Но этого никто не объяснял. Просто перед тем, как его ввести, обычно каждый раз долго и нудно расспрашивали:
–Как давно Вы делаете этот укол? Как Вы на него реагируете? Нет ли каких побочных эффектов?
А потом медленно-медленно вводят. Надя не понимала, почему её каждый раз так мучают. Ей всё время хотелось крикнуть: «– Давайте быстрее, не могу стоять!» И однажды она сказала-таки, что иуфелин колет давно. Ну, ей и ввели быстро, жалко, что ль! Было бы сказано.
Надя вышла из кабинета, уже не понимая, что произошло: пол с потолком поменялись местами, левая сторона пошла направо, правая – налево, коридор раздвоился, да и всего остального стало втрое больше. Казалось бы, хотя бы надо вернуться, хоть бы спросить, в чём дело, что произошло? Но дома, видите, её ждали. Каким-то неведомым образом Надя добралась-таки домой, не слыша звуков, путаясь в дороге… Наверное, только дома до неё постепенно дошло, что произошло что-то серьёзное. Преимущество книги перед фильмом в том, что нет нужды вспоминать кой-какие бытовые подробности для воспроизведения на экране. Если бы это было кино, надо было бы, наверное, изобразить, как Надя добралась до дома, разделась, легла в постель, как она долго мучилась, как вызвали скорую и т. д.
Однако по замыслу автора, первая часть повествования всё-таки ознакомительная. Кроме того, тогда ещё казалось, что всё можно поправить. И в принципе, так оно и было. Казалось настолько явственно, что когда встал вопрос о получении инвалидности, Надя отказалась, про себя сославшись на то, что дома, мол, и так было-де два инвалида: брат и сын. Позже её лечащий врач, разобравшись что к чему, произнёс (или произнесла, не столь важно) сакраментальную фразу: «Счастливо отделались, могли вообще в процедурном кабинете остаться». А Алексины и не знали, как им везёт!
Этот эпизод, видимо, стал одной из последних капель в деле решения судьбы Аркадия. Автор не помнит и не хочет помнить, когда, но да¬вайте скажем так: именно после этого, не сразу, но после этого происшествия Алексины решили изба¬виться от Аркадия. Сил бороться с ним или, на¬оборот, не замечать его ехидной колкости уже не было. И когда однажды Аркадий засобирался в очередной раз погостить у Люси, третьей из трёх младших сестёр, ещё не упомянутых на этих страницах (третьей она была не по возрасту, а по значению для данного сюжета), Павел, как всегда, проводил «болезного» до самого купе вагона, застелил ему постель и спокойно сказал:
–Больше к нам не приезжай.
Следующая фраза, услышанная Аркадием, была копией той, которую он прочёл из письма «дорогой тёщей» десять лет назад, только на русском языке:
–Тебя здесь никто не ждёт.
На самом деле, ничего неожиданного не произошло. Только со стороны казалось и кажется, что Алексины поступили дико. В действительности, этот ход был до того предсказуем и очевиден, что в последние несколько лет его ожидал и сам Аркадий. Так однажды, оказавшись на кухне один на один с Сергеем, совсем поникший Аркадий спросил:
–Что я сделал не так?
–А что Вы сделали так? – ответил вопросом на вопрос обескураженный наглостью Сергей. – Чем мы Вам не угодили? Почему Вы всех подряд третируете?
Стоп, стоп, Сергей, не заводись! Вот двор, во дворе – кол, на колу – мочало, начинай сначала – это мы уже проходили! Ведь ты же знаешь по Анапе: дураков лечат, но не вылечивают. В данном же случае важнее то, что вы, наконец-то, избавились от него и, к сожалению, то, что Аркадий мог стать следующим подозреваемым в том, что произойдёт в третьей части этого повествования. Ни во что не веривший Аркадий вряд ли мог быть серьёзным подозреваемым. Но кто его знает? Уж слишком много кровушки он попил с Алексиных за эти десять лет.
ГЛАВА 8
Как мало, всё-таки, людям надо! Пару глотков воздуха свободы, здоровья – и всё! Всё остальное – это всего лишь желание. Из того, что кто-то хочет луну, вовсе не следует, что её нужно дать человеку немедленно. Пока чеоловек чего-то хочет, он живёт, вот и всё! Я даже переборщил: не будет здоровья, никакая свобода тебе не поможет! Вон, сколько «документации» летало по клубу! А кому-нибудь эти бумаги помогли? И так бы легко они летали, если бы не помощь здоровых родных и близких? И кому вообще нужен был этот клуб?
А что оставалось делать, когда школу кончил, а «в обществе» ощущаешь себя ненужным? Ребята находили более громкие выражения для формулировок этой мысли. Но Сергею было как будто не до того. Хотя жизнь идёт. У неё нет перерывов. Сергей никогда никому не говорил, о чём он думает. Однако, участвуя в клубе, он старался реализовать себя, размышляя о поступлении в институт, думал то же самое, переписываясь с друзьями, размышлял о жизни и «набивал руку» (как он про себя выражался), писал Дикулю… Человек не рождён для смерти, он рождён, что бы жить. Так Сергей думал тогда, так же он думает и теперь. Только вот, получается так не всегда. Но это уже другой вопрос. Хотя, кто знает, если бы каждый человек делал бы всё, что от него зависит, такой постановки вопроса о жизни даже не возникало бы.
Думаю, настало время поговорить о том, откуда, собственно, взялась Лариса? Вообще-то, она никогда и не уходила из жизни Алексиных. Даже в те года, когда её не было на горизонте событий, Алексины помнили её всегда. Как и её брата, Вадима.
Надя и Зина приехали в Чебоксары полвека тому назад. Кто раньше, кто позже, – теперь уже не важно. Увы! Как не важно и то, как получилось, что к 1970 ому году обе вместе с мужьями получили квартиры в одном дворе, но в домах напротив. По сегодняшним представлениям, всё начиналось неплохо. Хотя для Зины это не совсем так. Дело в том, что вскоре после женитьбы выяснилось, что муж Зины не совсем адекватен, как бы теперь вы¬разились. С виду он – полоумный деспот, по словам сестёр, а по мнению тех, кто с ним не знаком ближе, вполне нормальный мужик. Однако после того, как четыре года назад, в 2006 ом году, Сергей с Павлом побывали в одном санатории вместе с этим человеком, Сергею пришло в голову, что при написании сей повести его надо назвать Федотом. Да, да, в соответствии той самой пословице «Федот, да не тот». Дело в том, что этот тип оказался не деспотом, а абсолютно неадекватным человеком. Все его последующие жёны выражались более откровенно, но менее точно. Так вот, будучи женат на Зине, он её буквально третировал, издевался, как мог, бил головой об стену… Но всё это он считал в порядке вещей. Федот мог уйти в магазин на пять минут, а вернуться домой через неделю пьяным и в одном носке. Вообще, про него много чего можно рассказать, но и этот маньяк интересует Сергея постольку поскольку.
Основной вклад Федота в эту повесть в том, что уже после того, как в 1966 ом году на Свет появились Сергей (у Нади) и через 11 дней Лариса (у Зины), а спустя 3 года Вадим (у них же), он всё-таки доконал Зину: через год, спустя месяц после рождения Жени, её не стало. Тогда Надя настолько тяжело переживала, что если бы не Павел и её младшая сестра Маруся, она забывала бы, казалось, покормить новорождённую Женю. Горе было безутешным.
На второй или третий день Федот лицемерно решил пожаловаться Наде: о, как же я буду жить, да с двумя детьми, да с кем я остаюсь… В ответ на это Надя в сердцах ему ответила:
–А ну-ка, замолчи немедленно, сволочь! Ты отлично знаешь, кто в этом виноват. Её убил ты! Вот, расскажу своим братьям, как ты над ней издевался, они тебя быстро порешат!
Когда на следующий день Надя проснулась, дома не было ни братьев, приехавших на похороны, ни мужа.
–А где все? – спросила ничего не понимающая Надя.
–Спокойно, успокойся, они в милиции, – ответила Маруся. – Скоро придут.
–Как в милиции?
Пришли они действительно быстро, никакого криминала не было и не могло быть. Но дополнительную тень на плетень этот глупый эпизод не мог не наложить.
Что тогда хотел сказать Федот Наде? – неизвестно. Сделаем вид, что неизвестно. Однако долго дом Федота не пустовал в его понимании. Сергей и не помнил, сколько часов Федот прожил один. Первая мачеха Ларисы ворвалась в их жизнь настолько быстро, что никто ничего не успел сообразить. Почему только Ларисы? Да потому, что Вадим практически сразу оказался в детдоме! Самым последним «живым» воспоминанием Сергея о Вадиме было то, как они вместе играли, Вадим предложил подраться, Сергей согласился, Вадим замахнулся на него красивым игрушечным катером, Сергей юркнул под стол, накрылся каким-то покрывалом и… ну, и всё! Сергей до того «испугался», что не вышел даже провожать. Оба были уверены (хотя бы внутренне), что они ещё не раз увидятся, как бывало прежде. Ведь, не смотря на ДЦП у обоих, их очень часто показывали друг другу. И вдруг…
Насколько помнит Сергей, он как минимум один раз ещё побывал у «дяди Федота» при новой мачехе. Тогда он первый раз попробовал молочный суп и очень удивился такому необычному сочетанию молока и макарон. Но это уже всё! По каким-то причинам контакты с этим семейством, можно сказать, прекратились. В последний раз Сергей помнил, что Алексины вместе с Ларисой ездили к тёте Люсе в деревню в 1973 ем году.
Всё! Тогда Сергею казалось, что все тучи мира сгустились над головой Вадима и Ларисы. И так казалось не только ему. Так как Федот был «не от мира сего», его жёны менялись довольно часто и вскоре контакты Алексиных с этим семейством прекратились. Может быть, они бы и не возобновились, ибо каждая новая спутница жизни всё дальше и дальше отдаляла Федота от родни его первой жены. Но однажды где-то в конце 70 ых Надя с Женей случайно встретили Ларису в детской поликлинике. У неё тогда была новая, предпоследняя мачеха. Однако, относясь к семейству Федота так же, как остальные, Эмма Васильевна (назовём её так) всё-таки пыталась вложить в Ларису какие-то знания. Быстро оценив, что с помощью Нади сделать это будет легче, она возобновила самые тесные контакты с Алексиными. Потому вскоре Лариса стала бывать у Алексиных едва ли не чаще, чем у себя дома.
Со стороны казалось: ещё чуть-чуть – и хотя бы у Ларисы всё будет нормально. Но когда после восьмого класса она вместе с двумя подругами ездила поступать в художественное училище, Эмма Васильевна сделала всё, что бы этого не произошло. Она вместе с матерью другой подруги поехала с ними сопровождающей и каждый день вроде бы специально устраивала скандалы. Так это или не так – это уже давным-давно не важно. Не поступили и не поступили. Просто открытым остаётся вопрос: а для чего ей это нужно было? Действительно, после десятого класса Лариса поступила в медицинский институт, к чему Эмма Васильевна, скорее всего, приложила руку. Действительно, в те времена (а особенно потом) это было престижнее, чем художник. Но потом-то она ушла от Федота! Ушла не хорошо, выжав из него всё, что смогла выжить, оставив неприятный осадок воспоминаний и о себе, и для себя. Значит, она заранее планировала свой уход, так? Тогда зачем она хотела «поднять» Ларису? Странноватая история.
ГЛАВА 9
Перед тем, как начать эту главу, автор немного засомневался: как её писать? Согласно предварительному плану, здесь надо было коротко рассказать о Жене. Однако из 2010-ого года кажется, что об этом логичнее рассказать позже. Эта тема, несомненно, станет главной, ведь Алексины неожиданно для себя окажутся перед самой мордой этого троянского зубоскала. Но пока подвернулся удобный случай рассказать о, в общем-то, пустых для сюжета годах. Долгое время и автор, и Сергей считали, что рассказывать о них практически нечего.
Самым крупным событием с точки зрения жизни было появление в начале 1990-ого года нового человека. Назовём его Никита. Он был сыном Ларисы. То есть, в середине 80-ых годов, учась в институте, Лариса познакомилась с одним молодым человеком, пусть будет Степан. Лариса несколько раз приезжала в Чебоксары на каникулы, каждый раз, чуть ли не заходя домой, спешила к Алексиным, а однажды… Что и почему тогда случилось? – теперь не имеет никакого значения. Но почему-то когда Лариса привела Степана знакомиться с тётей, а может по какой другой причине, Надя решила её «отчихвостить». Основания для этого, насколько помнит Сергей, были: плохая успеваемость ли, гулянки ли… И вдруг – какой-то Стёпа! Сергей сидел тогда на балконе и с какой-то внутренней тревогой наблюдал, как от криков, плачей и шлепков на той стороне квартиры дрожали стёкла тёмного кухонного окна. Вероятно, причины были существенными. Иначе почему когда Лариса выскочила на улицу, рассказала стоявшему где-то под дверью Степану, что произошло и тот вроде бы заявил, что «мы сюда больше не придём», Лариса вроде бы сказала: «Нет, мол, она не виновата»? Может, конечно, Лариса, как и Ира, хотела что-то поиметь с тёти, но Сергей до сих пор не может поверить в её меркантильность. По идее, здесь время ещё раз поставить знак вопроса: а не они ли сделали то, что произойдёт в третьей части повести? Но Сергей так не думает. Автору же просто выгодно оставлять простор для индуктивного воображения читателей.
В конечном итоге, всё обошлось и как-то разрулилось. Свадьбу сыграли в Куйбышеве, точнее, недалеко от Куйбышева, в небольшом городке, на родине Малининых (назовём это семейство так). Степан тогда казался совсем неплохим человеком (а не дураком он кажется до сих пор). В первые годы семейной жизни Степан стремился, вроде бы, все премудрости ухода за новорождённым Никитой постичь сам, что импонировало и Алексиным, у которых тогда жили Малинины, и Ларисе.
И ещё одно небезынтересное происшествие, которое с точки зрения Сергея не имеет отношения к сюжету, но кто его знает? Шахматный конь имеет обыкновение ходить столь непредсказуемо, что никогда не знаешь, где он окажется через пару ходов.
В те года у Алексиных и Малининых как-то сам собой сложился обычай отмечать праздники вместе. Чуть раньше Малининых к этой недолгой традиции присоединилась бывшая соседка по двухкомнатной квартире, закадычная подруга Нади, Нина. Так было и на этот раз. То, что Федот присоединился к их компании, казалось совершенно естественным. Ближе к двенадцати кому-то пришло в голову пойти в гости к Нине. С ними увязался и Федот. Там он начал моложаво и вроде бы несерьёзно, но очевидно, словно «истинный джентльмен», ухаживать за Ниной. Даже пригласил её на вальс. А под бой курантов пожилой холостяк сделал ей предложение. Этого никто не ожидал, но и никто возражать особо не стал. Однако не возражали, видимо, потому (хотя ох, как не хочется верить, что только по этой причине), что всем было вроде бы выгодно: Малинины получали отдельную квартиру, Алексины освобождали свою, Нина как будто из однокомнатной, в которой прожила всю жизнь, сразу въезжала в трёхкомнатную, а про Федота, который не мог себе представить жизнь «без юбки», и куры молчат! Естественно, для Нины эта идиллия не могла быть долгой (если вообще была). На что рассчитывала Нина, если не на благодарность Малининых, сказать трудно. Живя 12 лет бок о бок с Алексиными, Нина не могла не знать, кто такой Федот. Ведь Лариса, Вадим и всё, что с ними связано, было постоянной душевной болью Нади и она в долгих, совместно проведённых вечерах рассказывала Нине всю свою историю. В том числе Нина по рассказам должна была знать, кто такой Федот. Но, вот, поди ж ты!
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 11:54 | Сообщение # 68 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ГЛАВА 10
Незадолго до знаменитого Указа о департизации предприятий Павла выбрали освобождённым секретарём на работе, а в гости к Алексиным приезжали Люся со своим сыном, назовём его Семён. Эти два события между собой не связаны. Просто однажды, когда оглуплённый «демократами» Сеня стал наезжать на КГБ и коммунистов, Павел просто так, чистя картошку, сказал ему:
–А ты знаешь, я, ведь, в КГБ состою! Да ещё коммунист.
–Его недавно освобождённым секретарём выбрали, – добавил Сергей.
–Ой, простите, дядя Паша, я не знал.
У Сергея тогда создалось впечатление, что Семён не понял довольно тонкой шутки. Нет, всё сказанное было правдой. Однако саму дискуссию между коммунистами и демократами Алексины откровенно считали глупостью. Просто кому-то позарез надо было захватить власть, вот и всё! Уже тогда Сергей не мог представить, что выбранный позже путь реформ является правильным. В чужую голову не полезешь, но Сергею казалось, что так же думают и мама, и папа, и Женя. Единственный диспут разгорелся у них по поводу Всесоюзного референдума. И тот спор был не по сути вопроса, а по форме. Сергею показалось, что вопрос специально был сформулирован настолько аморфно, что как бы электорат на него не ответил, всегда можно было оправдать грядущий развал Союза результатами референдума. Позже Сергей откровенно удивлялся, почему при денонсации Союзного договора демофашисты не сослались на откровенный ляп референдума? Выходит, они оказались ещё глупее, чем думал о них Сергей?
Семён родился у Люси в тот же год, что и Женя. На два месяца раньше. Однако у него в голове бегали такие «тараканы», что со временем все, кто его знал, не без основания сомневались в его разуме. Парадокс заключался в том, что сам рассудок Семён никогда не терял. Однако если допустить, что он всегда был адекватен, значит, надо признать, что он был банальным хулиганом. Но так не думали ни Алексины, ни Люся, ни её муж Коля (допустим), ни их дочь (сестра Семёна) Наташа. И не только они. Как и все нормальные мальчишки, в детстве Семён так же озорничал, так же баловался. Более того, когда в начале семидесятых, прихватив с собой Ларису, Алексины ездили в гости к Люсе, из пяти человек детей Семён казался самым безынициативным. Он бегал, прыгал, чего-то кричал… Но, охотно принимая участие в общих детских забавах, он никогда ничего сам не предлагал. По крайней мере, так казалось Сергею. Но неподвижно сидящий в «золотых шарах» Сергей мог ошибаться, поскольку не мог уследить за беготнёй ребятишек. Только Наташа, самая младшая из всех, постоянно находилась рядом с Сергеем, гладила того по головке и жалостливо шептала его подлинное имя.
Позже, где-то в конце семидесятых годов, Семён с тётей Люсей приезжали к Алексиным в гости и он уже не казался невинной овечкой. В него словно вселился чёрт. И этому чертёнку нравилось «доставать» людей, нравилось, что кто-то кричит на него, кому-то от него плохо, кто-то чего-то постоянно от него требует… Однажды на улице Семён зачем-то убежал от Павла. Его искали целый день, а когда кое-как нашли и спросили зачем он это сделал, он утёр слёзы и гордо заявил: «– Сориентироваться хотел!»
Приезжал он к Алексиным и в 1991 ом году, но это вы уже поняли, с этого началась глава. Молодой, двадцатиоднолетний парень оказался ещё более непредсказуемым, чем прежде. Если со временем люди глупеют или умнеют, то про Семёна нельзя было сказать ни того, ни другого. Он «перезагрузился». Как это про¬изошло, Сергей не смог бы объяснить. Но с точки зрения Сергея, в этом не было ничего необычного. Хотя бы потому, что Семён с Наташей, в отличие от своих сельских ровесников, глотали книги, как лесковский немец блины. Вероятно, потому что хотели отлынивать от деревенской работы, постоянно навязываемой им отцом. Скорее всего, подсознательно, а может и сознательно, Семён хотел изменить текущее положение дел. Хотел, но не мог.
Так вот, в том году Семён оппонировал себя как металлист. А в журнале «Смена» публиковалась трилогия о Демьене, демоне в современном обличии. Начитавшись, Семён решил, что он – сатанист. Нет, он это не афишировал, он посвящал в свои мысли только Сергея, с которым спал на одном диване. И, между прочим, Сергей проникся направлениями «хэви-металл» и «хард-металл», но не более! Сергей отлично понимал, что «металлисты» хотели взломать систему, а чего могли хотеть сатанисты? Если у первых существовало какое-то подобие идеала в виде системы западных ценностей, то у сатанистов не было и таких идей.
И ещё одно соображение к третьей части: в тот год у Семёна разболелась нижняя боковая челюсть. С какой стороны? Кажется, с левой. Но, во-первых, Сергей давно забыл такую подробность, а, во-вторых, в данном случае сторона не имеет значения. Считая себя так же экстрасенсом, Семён, никому не говоря об этой проблеме, по ночам пытался ладонью успокоить свою зубную боль. Тогда это у него не получилось: через несколько лет он оказался на операционном столе. Нет, у него-то как раз всё обошлось, на пору 2010 ого года он жив-здоров. Однако у Сергея есть основание для подозрения.
Последним аргументом, с его точки зрения, является то, что когда Люся с Сёмой приехали и уже подошли к двери квартиры, неожиданно упала и разбилась банка мёда. Вопрос: неожиданно ли? Не смотря на то, что встречать гостей выехали на вокзал ещё Надя с Женей и у входа, таким образом, стояло четыре человека, «гениальный» Семён вполне мог воспользоваться ситуацией и сделать своё чёрное дело.
ГЛАВА 11
Лет тридцать назад Сергей прочёл в журнале «Уральский следопыт», что жизнь на Земле полностью исчезала и появлялась заново не менее десяти раз. Уже тогда это давало повод задуматься: а, собственно, почему? Почему жизнь так цепляется за своё существование?
С тех пор открылись вещи куда более удивительные. Они были ещё больше удивительны и, в принципе, не понятны в мире того санатория, где Сергей буквально обитал с 1976 ого по 1981 ый год. Вдруг обнаружилось, что жизнь не только никуда не исчезала. Первые следы живых микроорганизмов оказались ровесниками Земли.
В соответствии с современной космологической теорией, вся наша Солнечная система возникла в течении сотни лет после формирования Солнца. Это только для человеческой жизни достаточный срок. Для Вселенной же это меньше мгновения. Зачем, зачем за такой коротенький промежуток времени надо было возникнуть жизни? Что б все эти миллиарды лет страдать, мучиться, бороться? За что?
Допустим, синхронное появление Солнечной системы и микробиологической жизни может свидетельствовать о том, что это – остатки жизни от прежней звезды, взорвавшейся до Солнца. Означает ли это, что прежде жизнь была настолько лучше, что люди, узнав о неминуемой гибели звезды, решили сделать всё, что бы возродиться после катастрофы, прорасти из небытия, из камней, полагая, что новый мир будет не хуже прежнего? Да нет, судя по современным космологическим представлениям, нет никаких оснований для подобных утверждений. Наша Вселенная всё ещё достаточно молода и всё ещё не успокоилась. Раньше было только хуже. Значит, те люди могли позаботиться о возрождении именно благодаря тому, что надеялись в новом мире жить лучше, чем жили? А кто вам сказал, что это были люди?
Со времени своего возникновения Земля не раз переживала трудные времена. Хотя, кто знает, может, для планет эпохи всяких катаклизмов, столкновений это и есть – жизнь? Ведь, например, именно из астероидов возникла вода, которая стала необходимой для всех форм биологической жизни. Только, вот, прейслист такого жизненного меню оказывается дороговат: БОРЬБА! Вечная борьба за выживание!
Сергей с этим не согласен. Он не согласен с тем, что для того, что бы жить, надо убивать, что жизненное пространство надо отвоёвывать, что хорошая жизнь даром не даётся… Но что он может сделать? Динозавры правили этим миром миллионы лет – погибли в одно мгновение! Такая же участь ждёт этот мир, который придуман не нами. И если раньше это было что-то библейское, антинаучное, то теперь антинаучно выглядят утверждения тридцатилетней давности о постоянстве и незыблемости этого мира, о том, что Солнце – самодостаточная звезда, которая-де будет гореть всегда, о том, что Юпитер с Сатурном притянут к себе большее количество опасных астероидов и т. д. и т. п.
Но ведь, не смотря на все познания, люди не просто живут, не просто выживают. Они планируют жизнь вперёд. Уже теперь люди собираются бороться с экологическими катастрофами, отражать метеорные удары, заселять далёкие планеты. Зачем? В последние годы было сделано столько открытий, что стало ясно, что борьба никогда не закончится. Борьба за жизнь может завершиться только гибелью последнего живого организма. Почему, кому это нужно?
Сергей не знал и не знает ответа на поставленный вопрос. Но муравьишка, изо дня в день, из часа в час делающий своё дело, не знает не только того, что знает любая блондинка из анекдотов. Он не знает даже того, для чего он всё это делает. Но это не мешает ему быть незаменимым звеном глобальной экосистемы. Только потому Сергей допускает, что люди тоже для чего-то нужны. Насколько это поможет Алексиным в будущем воздержаться от четвёртой стадии Виноградова?
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 12:53 | Сообщение # 69 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 1
В октябре 2000-ого года ушла из жизни Зоя. К этому времени и она, и Алексей проживали уже в Чебоксарах, у Власовых. Купив на одной лестничной клетке двух- и трёхкомнатные квартиры, они их объединили, проделав между ними проход, и в результате получилась шикарная, по тем временам, квартира.
В ту ночь в их квартире собрались, пожалуй, все, кто только мог собраться, пусть некоторые и с небольшим опозданием. Никто так и не приехал лишь от Люси, но, как выяснилось позже, в это время Семён лежал в больнице. Взяли и Сергея. Но, честно говоря, Сергей согласился поехать к Власовым не только из-за попутной машины (Игорь, муж Иры, всё равно подвозил Алексиных, не важно, сам ли, по просьбе ли Иры). На этих похоронах, этой ночью Сергей прощался со всеми, кого не проводил в последний путь. Горе – оно для всех горе. Но как иначе Сергей должен был на него реагировать, если ему до того момента практически ни разу не довелось (и, дай бог, не доведётся, не смотря ни на что!) присутствовать на похоронах близких людей. Когда Сергей смотрел на то, как Алексей откровенно маялся, но не от горя, а не находя себе место для отдыха, он решительно не понимал этого. Сергей, конечно, знал толстокожесть дяди. Надя не раз рассказывала, как прямо после похорон бабушки он неожиданно выкрикнул:
–Чего столпились, разойдитесь, дайте поспать!
Но эта была уже его жена! Видимо, предполагая, какой крендель может выкинуть Алексей, Ира специально не убирала далеко выпивку и на глазах у Алексея время от времени наворачивались пьяные слёзы.
А Сергей больше вспоминал тот январский денёк 1990 ого года, когда на его сказанное вскользь замечание: « –Всё хорошо, только письма нет», он услышал неожидаемое:
–Нет больше Леры.
Он вспоминал, как тогда потемнело в глазах. Совсем не так, как было при первой встрече с ней. Хотя оттенок как будто бы тот же. Вплоть до событий 1995 – 2006 гг. для Сергея это было серьёзным переживанием. Но даже на тот момент, 2000 год, это горе не стало глуше, оно стало другим. И какой это умник сказал, что время лечит? Ни черта оно не лечит, а калечит!
Когда Сергея привели в зал, где стоял гроб, Ира бросилась к нему, Сергей её обнял как мог, поймав себя на том, что его объятия такие же жёсткие и неуклюжие, как и у парализованной уже в 1991-ом году тёти Зои. Нет, тогда никакой неприятной ассоциации это не вызвало. Да и если бы вызвало, с этим ничего не поделаешь. Но не с этого ли момента Сергей становился всё суевернее и суевернее?
Хотя нет, это могло произойти раньше. Лет пять назад, когда он с мамой были на даче. Около пяти вечера должен был появится папа. Тогда досрочно уволенный Павел стоял ещё на бирже труда и время от времени ездил отмечаться. Он приехал.
–Как дела?
–Всё нормально. Произошло то-то, то-то, то-то. Надо сделать сегодня то-то, то-то, то-то. Садись, пообедаем, мы тебя ждём.
И только после обеда (или полдника) Павел подошёл к висевшему уже с полчаса пиджаку, достал исписанный листок и подал Наде, которая уже легла передохнуть:
–Из Донецка письмо пришло, почитай.
Через минуту НЕИМОВЕРНЫЙ плач огласил весь мир. Он продолжался весь вечер. Так Сергей с Надей узнали об очередной смерти. Не стало (допустим) дяди Вити.
Именно с тех пор Сергей стал троекратно крестить себя каждую ночь перед тем, как улечься и накрыться одеялом. Но назвать это верой в привычном понимании нельзя. Во-первых, как позже выяснилось, он крестил себя по-католически (слева направо), крестившись когда-то в конце шестидесятых в православной церкви, т. е. годика в три. Во-вторых, он совершенно не сознавал, что делает.
Ближе к полуночи прибыл и Георгий. К тому времени как-то само собой решилось, что покойница-де любила шутки. (Интересно, кто их не любит?) Потому время от времени они раздавались, то тут, то там. Видимо, исходя из этого посреди бесконечных, как казалось, служб, песнопений, молитв, вставаний и приседаний дядя Гора решил подшутить над комплекцией Жени:
–Ты как директор пивзавода!
Женя бросила косой взгляд на дядю, а Сер4гей засомневался; рассказывали они ему в 98 ом году, когда ездили в Шенталу и на малую родину Степана то, что произошло или нет? Тогда Сергей понял, что вроде бы всё рассказали. Но тогда почему дядя Гора так плоско шутит? Совсем ничего не понимает или как?
Однако Георгий, видимо, решил, что его не расслышали. Он повторил свою шутку:
–Ты как директор пивзавода!
На этот раз на него откровенно зашикали и Женя, и Надя:
–Прекрати!
–А что я сделал-то? Уж, и пошутить нельзя!
–Потом поговорим, – только и сказала Надя.
Пока же в порядке хронологии упомяну, что где-то через минуту Георгий в том же ключе спросил Сергея:
–Ты мемуары пишешь?
–Нет, – без всякой задней мысли ответил Сергей.
–Надо писать, – ни к селу, ни к городу произнёс дядя.
Живо представив себе, что «весельчак» просто вспомнил, что какой-то там шенталинский сосед пишет «какие-то мемуары», Сергей только усмехнулся про себя: «Если бы он знал!»
Разговор потом, конечно, состоялся. Ему напомнили и дополнили всё, что произошло три года назад. Поникший головой Георгий уже не раз высказал:
–Разве я знал?
Но Сергей до сих пор не уверен, что всё сказанное у него связалось с полнотой Жени. Однако на тот период Сергей думал, что именно с этого момента можно было начать повествование об этом времени.
ГЛАВА 2
Однажды, где-то в первой половине восьмидесятых годов, в одном чебоксарском бассейне произошла встреча, которая станет знаменательной, увы, не только для пары встретившихся сердец. Но тогда этого никто не знал. И не мог знать! Скорее всего, если бы не началась катавасия с перестройкой и последующим развалом ничего бы не произошло: их жизненные параллели никак не пересекались с Алексиными.
И, уж, тем более ни о чём подобном не мог помыслить молодой, отставной десантник, Игорь, глядя на прекрасную девушку, вылезающую из воды. Как у них завязался разговор? Сергей не знал и не мог знать. Но Игорь с Ирой (а это была она) познакомились, видимо, быстро, ведь один общий интерес у них уже был: бассейн. Слово за слово – и выявилось следующее совпадение:
–Завтра у меня день рождения, – допустим, сказала Ира.
–Да? У меня тоже, – ответил Игорь.
Очевидно, что они решили отметить его вместе. Ира тогда уже жила отдельно от Алексиных, поэтому утверждать, кто у кого встречал их ставший общим праздник, Сергей не может. Однако, насколько он помнит, в один из дней рождений Ира, всегда отмечавшая его с Алексиными, вдруг заспешила домой.
–Ну, посиди! Что тебе одной делать?
–Нет-нет, тётя Надя, я пойду. У меня дела.
–Да какие, уж, там дела?
Через полгода Игорь уже сидел в спальне у Алексиных и так же тупо, как и Сергей, молчал и слушал Джо Дасена с «Астры – 110» и безумолчный разговор Жени с Ирой. Ещё через полгода, в конце лета, из этого дома выдавали невесту.
Идея открыть своё дело, видимо, витала в голове Иры давно. Её поддерживал и Игорь. Но то ли из-за отсутствия достаточных средств, то ли из-за сложностей с оформлениями документов, то ли по какой другой причине эта идея начала прорисовываться лишь в начале девяностых. Тогда же Ира с Игорем занимались тем, что в прежние времена называлось «спекуляцией». На самом деле, времена изменились уже тогда. Ностальгировать по «социализму» могут лишь те, у кого к середине восьмидесятых годов личная жизнь на бытовом уровне была полностью налажена. Они могли пенять на те или иные недостатки, как талонно-распределительная система, дефицит, очереди, взяточничество и т. д., но не испытывать удовлетворения от жизни они не могли. Остальным же лихое время «перестройки» (нормальный человек не может писать это слово без кавычек) досталось по полной программе! Вероятно, именно потому, что монопольно-государственная экономика так круто забуксовала, лидерами Страны и была предложена идея альтернативных секторов экономики. Хотя, по мнению Сергея, провал системы плановой экономики вовсе не означал провала социализма, которого, по большому счёту, не было. Но это уже никому не докажешь.
А тогда с середины восьмидесятых по середину девяностых годов Власовы умудрялись совмещать учёбу, работу по основной специальности и рынок. Они держали несколько «точек» на базарах города, торговали обувью. Кроме того, Игорь время от времени выезжал на заработки в ГДР. До Сергея доходило, что он-де работает там кочегаром, но Сергей этому никогда полностью не верил: в кочегарке навряд ли можно накидать столько, сколько появилось у них всего-навсего через 10 лет. Но Игорь при том при всём никогда не отлынивал от тяжёлой работы. В соответствии с канонами социалистического реализма, это поставило бы под вопрос будущие сомнения Сергея в порядочности Игоря. Ведь он взваливал на себя всё, что надо было и без чего можно было обойтись. Зачем? Навряд ли только затем, что б казаться хорошим в глазах окружающих. Зачем, например, ему надо было оправдываться перед Павлом, взваливая на себя тяжёлые короба, когда перевозили грузы с квартиры Алексиных на дачу и обратно? Ведь ничего ещё не произошло. Он так же поднимал такие же тяжеленные груза, например, с рынка на второй этаж к Алексиным. Исходя из этого, Сергей допускал, что Игорь мог работать кочегаром в ГДР, но не более! В соответствии с классической формулой Маркса, рассуждал Сергей, не уголь, а деньги делают деньги. Тем более, в мире гиперинфляции, выраженной в поголовном дефиците из-за фиксированных цен.
Потому вопрос Иры, прозвучавший тогда, в Простоквашино, не был неожиданностью для Сергея. Тогда, кстати, уже работал сапожный кооператив, благополучно открытый Игорем с помощью одного из своих сомнительных друзей, но этот бизнес скоро приказал долго жить. Однако Власовы во вкус-то вошли! Не ошибается тот, кто ничего не делает.
Первую аптеку Ира открывала не торопясь, учитывая предыдущий отрицательный опыт сапожного бизнеса, т. с. с толком, чувством, расстановкой. На каком-то этапе к этому подключилась Женя. За 10 проведённых бок о бок с Алексиными лет Ира не могла не оценить сообразительность сестры и смело посвящала её в свои планы. На каком-то этапе Женя вполне серьёзно подключилась к планам Власовых. К февралю 1995 ого года со стороны было немножко странно, что аптека открылась, а Женя по-прежнему работала воспитателем в детском саду. Ведь в те времена демофашистам было, мягко говоря, не до системы дошкольного воспитания, нужно было коммуняк гонять. В результате этого, одной зарплаты воспитателя и трёх минимальных пенсий ни на что, практически, не хватало. Задним числом, как известно, все умны. И позже Женя не раз выслушивала сентенции насчёт того, что было бы, если было «бы». Но тогда казалось совершенно очевидным, что Женя примет предложение Иры поработать на полставки в её аптеке.
Неужели с этого всё началось?
ГЛАВА 3
Женя появилась на Свет летом 1970 ого года в Шентале. О том, почему Алексины поехали в Шенталу, четырёхлетний Сергей, естественно, не догадывался. Точнее, не так. Всем было известно, что должно произойти. Как казалось Сергею, они уже больше года думали, как назовут сестрёнку. Но рисковать ещё раз в Чебоксарах Надя, очевидно, не хотела. Сергей никогда не спрашивал о том, как он появился на Свет, но то, что он иногда случайно слышал, было вполне достаточным объяснением.
В Шентале же больница располагалась прямо через дорогу, а тётя Маша работала там медсестрой (насколько понимал тогда Сергей). А поскольку Алексины в те годы и так каждый год ездили в те края (неподалёку было Простоквашино с родовым, т. с., гнездом и, допустим, Берёзовка с домом Люси), то выбор казался самым комфортным, как бы теперь выразились.
Это произошло в начале августа, в 7 часов вечера. То ли из-за пересменки, то ли по какой другой причине, рядом снова почти никого не оказалось. Однако на этот раз тревога, очевидно, была поднята вовремя: Женя родилась живой и здоровой. Было одно сомнительное, с точки зрения нормального человека, «но». Незадолго перед этим событием Надя видела некий сон, сон из тех, которые не забываются никогда. Подобные сны с менее явным подтекстом видел и Сергей, чуть позже автор, может быть, и их опишет. Но концовка Надиного сна была пугающе однозначной: какой-то голос сказал, что даже в том случае, если на этот раз всё будет нормально, через тридцать лет ребёнок может принести много горя.
Но тогда об этом никто не думал. До девяностых было ещё далеко и самыми больными проблемами казались Сергей, Зина и Вадим. А, может, действительно, повернись всё иначе у Зины, расклад был бы совсем другой? Но случилось то, что случилось.
Намного позже, в конце 2009 ого года, анализируя то, с чего всё началось, Ира выйдет на воспоминания о том времени, о конце 1970 ого года. Тогда Надя вспомнит, что горе от потери Зины было настолько безутешным, что если бы не Маруся, Женю якобы забывали бы покормить: это она, мол, молча подсовывала её под грудь когда приходило время кормления. У Сергея есть повод сомневаться в том, что про Женю иначе забывали бы: не смотря на то, что Сергею действительно казалось, что его любят больше, чем Женю, её всё равно бы не забывали. Но именно в это время Женя получила небольшое осложнение на уши. Нет, ничего серьёзного, не считая того, что после этого практически всю жизнь во время купания Женя затыкала уши ватой. Тогда действительно обошлось.
Женя росла не по годам бойкой, живой девочкой. Уже через несколько недель после того, как Алексины вернулись домой, Женя стала любопытно поднимать голову и крутить ею по сторонам, словно стараясь узнать, а что же там происходит? Одна Надина подруга метко прозвала её «внешним обозревателем» или «делегатом». Затем, ещё спустя какое-то время, Женя научилась плакать. До этого она плакала как-то необычно, громко и чётко, через точку говоря: «Ай. Ай. Ай». Никто ничего подобного не слышал. Всего через два годика её было уже не догнать, когда наступало время кормления. Сергей отлично помнит, как мама гонялась за ней по всей квартире с ложкой наперерез. Спустя ещё год, едва научившись говорить, Женя начала фантазировать. Видимо, в те годы Женя очень любила выдумывать, но Сергей все её байки воспринимал, как враньё, что ему не нравилось. Но как только Женя стала осознавать своё место в жизни, все её выдумки превратились в безобидные, но в такие неинтересные для Сергея, игры. В основном она любила играть в «дочки-матери». Но в те года Сергею вообще не нравились ролевые игры. В результате ли этого, или по какой другой причине эти ролевые игры всё время усложнялись. То Женя с Сергеем «летали в космосе», то «опускались в глубокие пещеры»… Но чаще всего они играли в войну. При чём, не просто «когда стреляют», это, видать, обоим было не интересно. В основном самым распространённым сюжетом для подобных игр была внезапная встреча двух человек. Откуда этот сюжет появился, с чего это вдруг? Сергей не знал. Но он так смахивал на стандартный кинофильм, что вероятно поэтому с течением лет Сергею перестали нравится фильмы.
Жизнь часто не укладывается в привычные хронологические рамки. Когда проживаешь каждый день, день за днём, step by step, что называется, никогда не догадаешься, какая ниточка куда потянет. Вот и теперь, немного поразмыслив, автор решил вставить эпизод из недалёкого на данный момент будущего.
Речь идёт о том, что в десятом классе Женя неожиданно заболела воспалением лёгких. Нет, тогда ни к каким серьёзным последствиям это, слава Богу, не привело. По крайней мере, так казалось после её выздоровления. Она болела долго, больше месяца, успела и в больнице полежать, потому когда всё кончилось, все были счастливы. Но с того времени Алексиных смущало два фактика: кто-то подсказал Наде, что воспаление лёгких лечить надо жиром нутрии или какого-то другого скунса (это не важно сейчас). Это помогло, но, во-первых, именно тогда Женя стала прибавлять в весе (что не очень беспокоило Алексиных, это дело поправимое), а, во-вторых, видимо как раз в то время и появилось загадочное белое пятно на одном лёгком. До поры, до времени это пятно ничего не означало. Просто врачи предупреждали, что надо, мол, быть осторожней, что если оно лопнет, последствия, мол, могут стать необратимыми.
Тогда же был ещё период, когда Сергей пытался понять, что может быть интересного в кино? Потому многие фильмы они смотрели вместе. В том числе и знаменитый фильм «Тим Талер или Проданный смех». Это случилось уже в старших классах. Женя тогда уже читала эту книгу, а Сергей ещё нет. И когда незадолго до просмотра Женя с увлечением пересказывала сюжет книги, Сергей откровенно удивлялся, как он мог пропустить эту книгу? Ведь Сергею всегда нравилась и нравится фантастика. И когда однажды Женя прибежала из школы во внеурочное время и включила телевизор, Сергей не очень удивился, но для приличия спросил не к месту:
–Ты почему здесь? Уроков, что ль, нет?
–«Проданный смех» начинается, – ответила Женя, включая телевизор. – Уже идёт. Смотришь?
Фильм оказался несколько не таким, как ожидали. Но самыми неожиданными оказались его последствия. Дело в том, что на две серии фильма два дня подряд сбегал весь класс. Кроме одной одноклассницы Жени. По каким-то причинам ребята объявили ей бойкот, а Женя решила её поддержать. Как говорится, дела давно минувших дней, скандал рассосался и забылся в том же году. Но именно так, нестандартно, началась многолетняя дружба. По мнению Сергея, сама Лида (назовём её так) не могла даже додуматься до того, что могло случиться в третьей части этой повести. Но лет 15 назад эта дружба могла привести в дом ещё пару подозреваемых.
События развивались просто: дружба между Женей и Лидой крепли день ото дня. По мнению остальных Алексиных, она была крайне односторонней, Женя якобы всю себя, без остатка отдавала Лиде. Нина, с которой Надя делилась и делится всем, что наболело, даже предположила, не однополая ли это любовь? Да нет, ничего странного. Просто, как выяснится позже, Женя не могла, не умела и не хотела дружить вполсилы. Она всегда отдавалась этому чувству с головой. Можно долго рассуждать, почему она с такой страстью вдруг стала дружить с Лидой, но в данном случае это уже не важно. Как не важно и то, что однажды Лида поехала в Подмосковье, там сдружилась ещё с одной девчонкой, насколько Сергей мог понять, старшей Жени с Лидой, после чего они дружили втроём…
Как же много воды утекло! Когда-то Сергей полагал, что эта дружба могла бы быть сама по себе интересным сюжетом. Теперь же это не более, как фон. При чём, по субъективному мнению Сергея, «фон для фона». Ведь следующий тип (а Сергей полагал потом, что это был тот ещё персонаж) появился на горизонте столь внезапно, что только предыдущая история знакомства и могла её объяснить.
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 13:07 | Сообщение # 70 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ГЛАВА 4
По телевизору надрывался Серов, воя о «звездопаде – примете лета», из комнаты в комнату ходили Алексины за исключением Сергея, который сидел в зале, и они – Лида и Костя (назовём его так), который снимал всё происходящее на камеру.
В ту новогоднюю ночь Костя, известный в чебоксарских кругах бизнесмен, якобы спонсирующий творческую элиту города, сначала ворвался в квартиру Лиды, позволив себе поснимать её на видео пока она окончательно не проснулась. Затем ближе к десяти, захватив с собой ещё сестру, все трое весело отправились на его машине в гости к Жене. Это было несколько неожиданно, потому суета в доме Алексиных стояла ещё та. Ну, кто, кто мог к ним прийти в эту ночь? Сергей никогда никому не говорил, но с сожалением чувствовал, что наступают такие дни, когда к ним уже никто не придёт. Малинины недавно купили новую квартиру, которая будучи, естественно, больше однокомнатной, была уже дальше. В освобождённую квартиру Нина не вернулась, видимо, всю жизнь мечтая пожить с кем-то. У Маруси в те года были свои проблемы в семье, о которых автор расскажет позже. Этим обстоятельством была страшно довольна Надя (по крайней мере, вслух), потому что, мол, у них всю жизнь кто-то жил. Наверно, примерно так думал и Павел. Сергей их, конечно, понимал, но искренне радовался приходу любых гостей. Сергей сам всегда любил ходить в гости и страстно любил, когда кто-нибудь к ним приходил. Однако за тридцать лет вынужденного или добровольного содержания «третьего человека» это могло надоесть кому угодно! В те почти счастливые времена без гостей «не страдал» даже Сергей, что уж говорить об остальных! И вдруг…
–Сергей Павлович, несколько слов для нашей телекомпании?
Сергей растерялся. Что Константин ожидал услышать? Да, пожалуй, ничего. Просто, видимо, его спровоцировало то, что Сергей сидел у прохода в зал. Как неприкаянный. А где ему было ещё сидеть? В зале развёртывали стол, застилали диваны, ставили посуду. В другие комнаты идти не хотелось. Да там тоже суматошно наводился порядок. Сергей ощущал себя котом из монолога С. Дроботенко: куда бы не пошёл, всегда кому-нибудь обязательно помешает. И что он мог этой «телекомпании» ответить?
–А что бы я не сказал, я не уверен, что меня поймут правильно.
Говорили же тебе, молчи! Умнее будешь выглядеть. Подумаешь, невнятная речь! Кому нужен твой комплекс? Он, ведь, снимает не столько для памяти, сколько для того, что бы похохотать над вами всеми (то бишь, над Лидой и Алексиными) где-нибудь у себя, в бане или на даче. Вспомни, как дружно они вместе с местным «национальным поэтом» дружно хохотали на вашей кухне.
Да, так вышло, что через полгода после открытия первой аптеки Иры к Алексиным стал захаживать некто Константин Баранин. Точнее сказать, стали захаживать, поскольку несколько месяцев в этом доме Лида с Костей проводили время. Это продолжалось, как и обещала Женя, не долго. Очевидно, потом они нашли другой «приют спокойствия». Но этого времени хватило на несколько вечеров, хорошо начатых не в постели, а на кухне. В один из таких вечеров Сергей оделся и вышел к ним.
Нет, специально к ним Сергей не собирался. Он отправился по своим ночным делам. Но в доме были люди, потому он и оделся. Однако, возвращаясь назад, он неожиданно услышал приглашение. Кто именно его позвал (а, может, ему показалось) – это уже объективно не важно, т. к. практически сразу это же сделали все остальные. У Сергея сложилось такое впечатление, что поговорить хотел Костя. Не столько поговорить, сколько потрепать языком. Потому Сергею заранее казалось, что разговор будет проигрышный. Но когда ему Серёже подвернётся случай поговорить о своих писательских амбициях? В конечном счёте, этот разговор ему тоже никаких дивидендов не принёс. Но чем рогатая не шутит?
Полночная беседа начиналась (точнее, продолжилась) издалека. Для Сергея издалека, ему налили чай с молоком, он слушал, но на ус наматывать было нечего. Просто ввиду того, что Костя вращался в «творческой элите Чувашии», ему казалось, что актуальнее национального вопроса ничего нет и быть не может. Для Алексиных такая постановка вопроса выглядела полным дебилизмом. Любая национальная идея легко превращается в националистскую. Однако для Чувашии даже такая постановка вопроса была неправильной: не смотря на очень не спокойный, вспыльчивый характер, в Чувашии никогда, по мнению Сергея, не появится новый Гитлер. Формально Костя не возражал, но выводы делались абсолютно разные. Если Алексины (а здесь же сидела и Надя) полагали, что здесь вообще нет темы для разговора, Костя считал, что надо возрождать национальную культуру.
–Какую культуру? – вставил Сергей. – Хушпу*, хуплу*, шабада* да хуран-кукле* ? Не было у нас никакой культуры! Чувашскую культуру нужно не возрождать, а создавать с нуля.
–Ошибаешься, – заявил Костя, – когда-то наши предки ходили в хромовых сапогах, а русские – в лаптях.
Как бы сейчас выразились, на минуту Сергею показалось, что в ближайшем доме сумасшедших сегодня день открытых дверей. Лишь спустя полтора десятка лет, в прошлом году, из Гумилёва и двух-трёх телепередач Сергей выяснит, что речь шла о западных гуннах, которые пришли в верховья Волги совершенно разбитыми, растерявшими в жестоких войнах весь свой пасссионарный генофонд. Но тогда они уже были настолько беспомощными и беззубыми, что уже через несколько поколений все ходили в лаптях, разучившись делать эти самые хромовые сапоги. Это произошло ещё до двенадцатого века, т. е. хронологически до возникновения Швейцарии, например. Только если швейцарский этнос возник из новых пассионариев, но не растрачивал их в немногочисленных войнах, вовремя занявшись банковским и ювелирным делом, то новый этнос чувашей появился из смеси навсегда успокоенных гуннов с местным населением из давным-давно успокоенных сарматов. Спрашивается, о чём спор? Эти два вышеприведённых монолога на долгие годы стали всего-навсего поводом для анекдотов в семье Алексиных.
Не оказался переворотом и разговор о творчестве, больше похожий на интервью. Сергей рассчитывал совсем не на то. Банальные вопросы, такие же ответы. Впрочем, в те времена Сергей и на это не рассчитывал. Полтора десятка лет экспериментируя с рифмой, словом, он совсем недавно кончил свои эксперименты изобретением «блоковых» стихов, но даже это не смог объяснить. Так, на вопрос Константина, как надо бы читать только что прочитанное стихотворение, Сергей ответил:
–Да как угодно! Это – блок.
Он тут же понял ошибку, понял, что Константин подумал про А. Блока, но поправляться не стал. Зачем? Этому пижону сегодня не до блоков. На одном его колене нежно сидела Лида, одной рукой он гладил одну её коленку, в другой руке пенился бокал шампанского… Да в такой компании вообще нельзя беседовать о делах!
–Как ты относишься к любви?
–Как к факту. Как к ней можно относиться? Она либо есть, либо её нет.
Вообще-то, это был не первый срыв планов Сергея. Сначала в третьем классе его учительница втайне от него отправила его стихи в «Пионерскую правду». Но пришедший оттуда отрицательный ответ всё же показала ему. Затем, уже в восьмом классе Павел опять же втайне от него напечатал его стихи в «Текстильщике», чуть-чуть изменив концовку. Но только, продолжения не последовало. Однако дело в том, что именно тогда Сергей не планировал публиковаться. Если первые несколько школьных лет Сергей не смог бы объяснить, почему, то потом он чётко осознал, что пока он «набивает руку». Сергей никогда не понимал и не понимает суть поэзии, потому он сделал ставку на рифмоплетение. Но теперь-то этот этап кончился! Ладно, думал Сергей, будут ещё другие случаи.
Другого случая не оказалось. Сначала Константин с Лидой нашли другой «приют спокойствия», а потом произойдут события, перевернувшие всё вверх дном. Выяснится, что тот самый Новый год станет последним более-менее спокойным праздником.
__________________
*Чувашские слова: хушпу - женский головной убор; хуплу - пирог с мясом; шабада - лапти; хуран-кукле - большие варенники с творогом и зелёным луком.
ГЛАВА 5
Автор, как и Сергей, многого не знает, не может и не хочет знать. Однако для плавности повествования предположим, что было так.
После очередного звонка в дверь из ванной комнаты наконец-то выбежала молоденькая девушка в лёгком халатике и в бигудях:
–Иду, иду!
Несколько щелчков, входная дверь приоткрывается и первое, что видит девушка, это – цветы! Шикарный букет роз.
–Ой, Игрунчик! Какой ты внимательный!
–Так к любовнице же, а не к жене! Ну, привет. Чпоки, чпоки. С Новым годом тебя!
–Погоди, какой Новый год? – бегая в поисках подходящей вазы, как будто удивилась молодая девушка. – Новый год же давно прошёл.
–А я, как тебя увижу, будто опять в Новый год попадаю, Солнышко ты моё!
–Ой, ой, ой, счас растаю, как оливковое масло в деревянной сковородке! Подлиза.
–Но это правда!
–Да? А что ж ты тогда от своей мымры не уходишь?
–Начнём с того, что никакая она не мымра. Она – моя жена. Вполне симпатичная жена, которая содержит и меня, и тебя, чертёнка лупоглазенького.
–Да? Ну, и катись к ней! Что у меня-то ищешь?
–А то ты не знаешь! Нежности хочется, ласки. Да и Слонёнка нашего потискать.
–Кстати, спит он, Слонёнок твой, мог бы и потише шуметь.
–Да я и так не громко, – отвечал Игорь, заходя на кухню после ванной. – Так-с, что у нас здесь?
–То же, что и у вас. – Молодая блондинка присела рядом. – Ну, здравствуй, мой Белый Орёл! За встречу?
Возможно, это было не так. Но кому какое дело, как это начиналось? А набивший оскомину сюжет с любовницей может хоть что-то объяснить. Вот и допустим, что спустя несколько минут молодая девушка спросила своего полночного ковбоя:
–Ты когда от Иры уйдёшь?
–Солнышко, не кипятись! Не время ещё.
–Это же самое ты говорил год назад.
–Бизнес, понимаешь, бизнес. Год назад мы только-только открывались. За этот год мы с долгами-то не успели рассчитаться. А я тебе уже квартиру купил. Я и так всё, что можно и нельзя сюда перетаскал, вот-вот заметят.
–А ты свали всё на девочек. Пусть отрабатывают, ещё «пострижёшь».
–Это я и собираюсь делать. Но чуть позже.
–Позже – это когда наш сын в армию пойдёт? Или на пенсию выйдет?
–Не кипятись, не кипятись! Я не скандалить сюда пришёл. Через неделю Ира на сохранение ляжет, вот, тогда и разгуляемся. Всё уже готово, всё согласовано.
–С кем? С Починком, что ль?
–Нет, с Ирой.
–А она-то здесь при чём? Без неё ты и обмануть её не можешь?
–Успокойся, она не всё знает.
–Ага. То есть ты ещё не сказал ей, на каком месте у меня родинка, так? Ну, спасибо!
–Да перестань язвить! Я серьёзно. Есть у нас девочка, сиротка, из детдома. Я сказал Ире, что всю вину свалим на неё. Она поверила.
–Постой, это не та у которой муж – милиционер?
–Ну, и что? А Иркин муж вовсе к красивой девочке бегает и рассказывает ей, что не попадя.
–То есть Ирка верит, что всё обойдется малой кровью?
–А ты, однако, кровожадная у нас!
–Станешь, тут, кровожадной при такой жизни! Не обманешь – не поешь.
–Да ещё и прибедняться любишь… Ну, пойдём, что ли?
–Ты только за этим сюда пришёл? Пойдём!
К утру Игорь был уже дома.
ГЛАВА 6
Этот день начинался у Жени как обычно. Как обычно – это с плохого настроения и с полного нежелания идти на работу. Прошёл всего год после открытия «Влас Ко°», а положение обернулось на 180°. Как это произошло?
Сначала отношение Власовых к собственным работникам стало просто ухудшаться. Это можно было принять за новомодные шутки на тему «новорусских», если бы словесные отношения не подтверждались делом. В самом начале работы Ира сделала Жене предложение, от которого, как позже думалось, может, и не следовало отказываться. Но Сергей полагает, что от этого ничего бы не изменилось. Очевидно желая создать свою империю, Ира почти сразу предложила Жене:
–Будешь моими «ушами» в фирме. Докладывай обо всём, что услышишь и узнаешь.
–Я «стукачом» никогда не была и не буду, – последовал ответ.
–Хорошо, найдём другого.
Действительно, с самого раннего детства Женя, любившая спать с мамой, по вечерам рассказывала маме всё подряд, но ни разу с таким подтекстом, что, мол, надо принять какие-то меры против таких-то нехороших типов. А, ведь, некоторые вещи Женя начала рассказывать только после двадцати лет! В восьмидесятые годы, пока Женя спала с Ирой, Ира могла бы понять такую особенность Жени, ведь теперь она уже все свои дневные «похождения» рассказывала Ире. Но Ира, видимо, или этого не поняла, или думала, что у Жени вообще нет секретов, или решила, что времена изменились, а сестра повзрослела. То, что взрослеть можно по всякому, Ире, может быть, и в голову не пришло.
Так это было, или по другому, да только с той поры отношения стали меняться не в лучшую сторону. Игра «в крутых» стала затягиваться. Положение усугублялось тем, что на прежних местах работы отношения между людьми были человеческими, Женя знала, что можно работать по-другому, а здесь как будто не фирма, а серпентарий со змеями!
Положение несколько смягчало то обстоятельство, что в первые дни работы «Влас Ко°» Ира ещё делилась с Женей рассказами о своей «бабьей доле», постоянно, видимо, жалуясь на то, как она-де плохо живёт с Игорем: он и такой, и сякой, и это не делает, и то не хочет… Полный комплект! Сергей с самого начала склонен был не доверять этим байкам, но не в том смысле, что это не так, а в том, что эти слухи сильно преувеличены, как бы сказал М. Твен. Если он такой, да сякой, что ж ты с ним живёшь? Сергей и тогда, и сейчас был уверен, что Игорь провёл ту операцию не без ведома Иры. Просто в данном случае легче привязать к сюжету повести следующее упоминание:
В то время «первоначального накопления капитала», как любят выражаться демофашисты, предпринимателям самим приходилось ездить в Москву за товаром. Ездила в такие командировки и Женя. Сначала с Ирой, которая показывала, что к чему, потом с Игорем, который больше работал по грузовой части, числясь, естественно, директором, а затем одна. Так вот, однажды (а, может, далеко не однажды!), во время очередной командировки среди ночи Женя услышала отчётливый стук в стенку комнаты номера гостиницы, где они ночевали. Не сразу осознав спросонья, что стук раздаётся со стороны Игоря, Женя помчалась туда, думая, что тому плохо. Но Игорю было хорошо! Осипшим голосом тот только и произнёс:
–Голос пропал, «трубы» горят! Купи пивка.
Есть, к сожалению, есть основания полагать, что этот случай был не единичным. Но это уже как фон к тому, что происходило.
А происходило тогда следующее: Ира не доверяла Игорю, Игорь не доверял Ире, сама «сладкая парочка» не доверяла работникам, те чуть ли не открыто подтрунивали над Игорем. Формально для такого поведения повод был: понимая, что в стране победившего дебилизма честным путём много не наработаешь, Ира вроде бы разрешила работникам реализовывать часть «своих» товаров «по-чёрному», внося некоторую долю процентов ей. Но, естественно, после реализации официального и её, «чёрного», товаров. На самом деле, по тем временам это была вполне благоразумная идея, если по-честному. С одной стороны, никто ничего ни у кого не крал. Правительству же Ельцина, по большому счёту, всё было до осветительного прибора. В те времена выложи в госбюджет России 200% всей наличности мира – им всё равно бы не хватило! Потому что как только до власти дорываются безмозглые политиканы, госбюджет тут же превращается в «чёрную дыру». Это понимали и понимают все, даже те, кто помалкивает или не способен прямо сформулировать мысль. Надеяться на государство, руководимое кучкой оголтелых антипатриотов, могут только очень недальновидные люди. Власовы такими не были. Как и основной состав коллектива «Влас Ко°».
Однако расчёт дал сбой. Видимо, Власовым показалось, что официальных и «своих» доходов маловато. А раз маловато им, хозяевам, то и другим тоже должно не хватать. И первыми «охоту на ведьм» открыли Власовы.
К тому дню, с которого началась эта глава, «шмон» шёл уже вовсю. Власовы устраивали контрольные проверки тайно и явно, запланировано и внезапно, по всей фирме и по «точкам», число которых росло как грибы после дождя. Да что бы при таких делах не было ответного хода? Когда Павел, всю жизнь честно проработавший на ХБК, устроившись ночным сторожем у Власовых под старость лет, видит в окне машину Игоря, караулящего «вора», это как понимать? «Съехала крыша», что ль?
Без Жени, ох, без Жени всё это затевалось! Как доказать? Да никак. Нету доказательств! И, будь положение в стране чуть-чуть другое, возможно, Женя никогда бы не узнала об их делах. Однако даже затеявшие эти параллельные дела Галя, Наташа и ещё один чудак на стороне и не думали обворовывать «Влас Ко°». Они складывались, закупали «свой» товар, реализовывали, при чём не в ущерб аптеке, и делили прибыль между собой. Но по тем временам много в городе не закупишь. Надо было выходить на Москву. И они вышли. Через Женю. Долго ли, быстро ли, но всё-таки они вовлекли Женю в свой «теневой бизнес». Может, Надя поэтому считает, что «рыльце всё-таки в пушку»? Извините, но так не считает Сергей! У Власовых не было никаких причин для подозрений.
Тем не менее за полмесяца до описываемого здесь события, навсегда перевернувшего мир Алексиных и не только их, произошёл следующий инцидент: Женя в очередной раз поехала в Москву. За товаром. Но за часов десять до её возвращения коллективу стало известно, что её выйдет встречать Игорь. А у неё там была ещё третья партия. Поднялся шухер, мобильников тогда ни у кого не было, на этот случай никаких уговоров не было. Сердце прыгало выше головы. Как будто какого злодея надо было спасать! В конце концов, решили ночью ехать Степану и мужу Наташи ехать в Канаш, в Шумерли дать телеграмму, что б приготовилась передать товар… Успели! Всё успели. Но столько нервов было выброшено коту под хвост только в результате этой никому не нужной операции!
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 13:16 | Сообщение # 71 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ГЛАВА 7
Где-то часа в три в квартире Алексиных раздался звонок старого ещё телефона. Дома никого не было, а Сергей находился рядом, потому и взял трубку. Просто, без всякой задней мысли. Хотя ничего бы не изменилось, если бы он этого не сделал: механизм операции был уже запущен, ничего изменить было нельзя.
–Алло, твой папа дома?
Да-а, думал Сергей, Женя права. Ни с чем не спутаешь обнаглевший и высокомерный басок Игоря! Ведь чисто свин на именинах!
–Нет.
–А где он?
–За хлебом пошёл.
–Когда придёт, скажи, что б позвонил.
По этому телефону? – неожиданно захотел съязвить Сергей.
–Хорошо, скажу.
Что называется, прикол года от Игоря:
–Положи трубку!
Интересно, кто кому звонит? Что должен был ответить Сергей?
–Yes, sir!
Смутно подозревая о том, что ничего хорошего от того разговора ждать не приходится, Сергей и не собирался передавать это сообщение кому-либо. Обойдётся! Однако когда Павел пришёл домой, Сергей передумал сразу же после его вопроса:
–А где мама?
–За Никитой пошла.
Увы, реакция Павла была вполне предсказуема. В те времена Надя с Женей слишком много себя, по его мнению, отдавали Алексиным, а те ничего взамен, мол, не давали. Отчасти это было так, если дело рассматривать с материальной точки зрения. Однако кроме материальных соображений существуют ещё какие-то понятия в мире людей. Особенно это было верно для Жени, получавшей тогда какой-то кайф от общения с Никитой. У Нади же тогда ещё оставались силы заменять Малининым покойную сестру – их бабушку. Но Павел видел другое. Меньше всех зная, что творится в фирме, Павел был обеспокоен тем, что Малинины-де садятся на шею Алексиным, что Никита от нас, мол, не уходит, а те и рады, что мама, мол, ради них и себя забывает… Выслушав эти и другие подобные фырканья, Сергей и высказал:
–А ты знаешь, тебя, между прочим, Игорь вызывает!
Павел только шмыгнул носом и стал надевать только что снятые брюки.
Павла уволили мирно, под предлогом того, что установили сигнализацию. Ни о каком возражении с его стороны и речи быть не могло. Была ли сигнализация на самом деле, – это ещё большой вопрос. А вечером…
Вечером в «главной» аптеке «Влас Ко°» произошло незабываемое событие. Его последствия так или иначе сказываются до сих пор. Когда Игорь выстроил всех работников в одну шеренгу, можно было ожидать чего угодно, ведь с одной стороны была годовщина фирмы, нормальные люди вроде поздравлять должны, а с другой стороны хозяйки-то нет! Пока она в больнице, можно и норов свой показать, в директора поиграть, никто не скажет «Фу!». Но того, что произошло, всё-таки не ожидал никто.
–На фирме – кража, – начал чеканить босс. – Пропало 28 миллионов. Это сделали Наталья Петровна, Лариса Федотовна, Галина Вениаминовна и Евгения Павловна.
Это был блеф. И все это знали. За год такую сумму не накопишь при любом желании. Возмущению нет предела, мы не виновны, чем докажете, шум, гам…
–Но откуда такие цифры? Где доказательства?
–Доказательства имеются, не беспокойтесь. Либо пишите заявление, либо отрабатывайте.
–Ах, вот где собака зарыта! И сколько это надо отрабатывать?
–Пока не компенсируете ущерб.
–Какой ущерб? Никто ничего не крал!
Сергей, конечно, не мог знать подробности этого «разбора полётов». Он не раз слышал пересказ этого диалога немого с глухим и мог бы его художественно дополнить. Но, по его мнению, слишком много будет чести. Достаточно упомянуть, что заигравшийся в «крутого» Игорь как бы невзначай произнёс «имена» двух местных «авторитетов», чего по неписанным правилам тогда никто прилюдно не делал.
Несколько лет назад, т. е. когда всё было нормально, Ира подарила на день рожденья Сергею игровую приставку «Денди». Почему именно Сергею – это немножко непонятно, потому как его руками много не поиграешь. Однако как зрителю и советчику эта игра ему нравилась, особенно «Lobe Runner», понятнее именуемой «Лабиринтом». Когда Женя с Сергеем разобрались в его хитросплетениях, вроде бы приохотилась к ней и Надя. В девяностые годы по телевизору смотреть было нечего, душа горела, у Алексиных было чувство, что они ничего не могли изменить и в те тяжёлые дни Надя с Сергеем целыми днями гоняли по «Лабиринту».
Так было и в тот вечер, когда первой пришла домой к Алексиным Лариса. Она пришла и с разбега плюхнулась на сдвоенную кровать в третьей комнате, которую Алексины до сих пор называют «красной» по цвету некогда висевших там обоев, рыдая, что есть мочи. Случилось что-то страшное. Где Женя? Что произошло? На самом деле, переживания Нади с Серёжей начались ещё днём, когда ещё не было известно, зачем Игорь вызвал Павла. Ведь Павел совсем недавно сообщал среди ночи о том, что видит машину Игоря у аптеки. Значит, Власовы что-то хотят ему инкриминировать? У них всегда сидел такой «таракан» в голове, что все люди – воры, пусть и потенциальные, за всеми нужен глаз да глаз. Сергей не знает, как на почве любви, но на почве маниакального недоверия к людям Ира с Игорем хорошо спелись. Когда Павел пришёл домой и объявил о своём увольнении, Надя только и сказала, насколько помнит Сергей:
–Ну, слава богу, хоть так обошлось!
Ничего не «слава богу»! Если жизнь начинает бить, малой кровью почему-то редко обходится. Вот, почему Женя не пришла? Может, у них праздничный вечер? Всё-таки, день рожденья Власовых, годовщина создания аптеки, там – 23 февраля на носу, директор – единственный мужчина (после увольнения-то Павла Антоновича). Как бы не так! Что-то уже ожидалось коллективом, за поворотом, недалеко от аптеки, но так, что б было не видно, уже стояло несколько машин. Машина Малининых стояла прямо у входа, ей незачем было скрывать свои намеренья, поскольку в те времена Лариса часто уезжала домой только на собственной машине. И надо ж такому случиться, что в тот поздний уже вечер в машине сидел ещё Никита, которого Малинины уже взяли домой! Открывается входная дверь, из аптеки выходит плачущая и орущая толпа, заплаканная мама и громко возмущающаяся тётя Женя садятся в машину, что-то начинает кричать папа… Что должен чувствовать шестилетний ребёнок, не понятно?
–Мама, успокойся! Я убью тётю Иру!
В силу того, что произошло ещё через несколько лет, Сергей не сомневается, что эти слова были произнесены. А пока Лариса лежала на кровати лицом вниз, свесив ноги и громко рыдала. Кровать тряслась и вместе с ней, казалось, трясся весь Белый свет. Единственная горевшая в маленьком коридоре лампа светила как-то особенно тускло и зловеще. «Денди» давно остановлен.
–Что случилось? Что произошло? – тревожно и напрасно спрашивала подошедшая к ней Надя, а Сергей стоял в коридоре и смотрел. – Что произошло? Где Женя? А ну-ка, успокойся, не реви! Слезами горю не поможешь. Где Женя?
До тех пор, пока Женя не пришла домой (благо, это произошло скоро), Лариса так и рыдала. Только тут домашние впервые узнали подробности того собрания.
А где, собственно, была Женя? Есть две версии на этот счёт. Первая – это то, что Женя всё это время где-то плакала, возможно, успокаивалась у Лиды с Костей, или у Наташи. Вторая и, как кажется Сергею, более вероятная, это то, что Женя держала, т. с., экспресс-совет со Степаном. Им, мол, заодно надо было уложить Никиту. После этого, видимо, оба собирались домой, к Алексиным, но Стёпа передумал. Теперь это уже не важно.
ГЛАВА 8
Только на следующее утро, когда Надя по привычке стала будить Женю, Алексины узнали, что всё уже кончилось, что спешить уже некуда. Женя ещё вчера уволилась.
–Как? Зачем? Когда?
–Да вчера же. Разве я не сказала?
Она просто выложила заранее написанное заявление перед Игорем после «разбора полётов». Есть основания полагать, что такой поворот не входил в планы Власовых. Потому что если бы было иначе, если бы целью было бы именно увольнение Жени, этим всё бы и ограничилось. Ведь каша-то была уже сварена, чего бузить, казалось? Но днём, когда ещё не улеглись страсти, неожиданно раздался телефонный звонок и мозги опять закипели!
Сергей уже не помнил, как он провёл эту ночь и утро до звонка, извещавшего о том, что к Алексиным собираются Власовы. Именно Власовы, Игорь с Ирой, только ради этого визита отпросившейся из больницы. Надо же, какая честь! – впору было бы съязвить, но что-то не хотелось. Ещё накануне ночью, а может даже утром, среди разных полубредовых идей насчёт того, что с этим делать, Надя просто выпалила:
–Да что вы голову ломаете! Любой грамотный бухгалтер разберёт эту ситуацию по косточкам! Там можно всё до копейки найти! Даже я могла бы за два – три дня вывести их «на чистую воду».
Неизвестно, исполнила бы Надя свою угрозу или нет, но когда её слова достигли ушей Власовых, видимо, ими было принято решение о посещении Алексиных, главным образом, тёти. Не ожидая визита, Женя ещё утром ушла к Лиде. Как в этот момент понимал её Сергей! С друзьями легче море переплыть. Даже если на самом деле в этой цитате употребляется другое слово. Но в Анапе пели так. Если бы его друг жил бы рядом, по соседству, а не в другом городе…
Когда раздался звонок, Сергей сразу же стал подниматься. Нечего ему здесь делать! Как-то принято считать, что Сергей ушёл из вежливости, чувства такта. И правильно, мол, сделал. Что ж, пусть так и думают. На самом деле, ничего подобного! Сергей ушёл прежде всего потому, что, насколько он знал, Игорь – бывший десантник. Может, и глупо, но Сергею представлялось, что он, Сергей, не смог бы сдержаться от парочки ударов и тогда Игорь разбомбил бы всю спальню, а, может быть, и всю квартиру.
Разговор действительно вышел «крутым». Из-за закрытых дверей только и слышны были выкрики то одного, то другого собеседника. Коленки дрожали, в голове мутилось. «–Да я могу доказать»… «–Не надо мне ничего доказывать!». В этом ожесточённом споре были произнесены такие сентенции, как: «Если вы такие умные, что ж вы такие бедные?». Или вот:
–А вы знаете, что можете уйти туда, откуда не возвращаются?
Теперь понятно, почему автор изменил большинство имён, некоторые даты и максимально старается избежать достоверности? Однако, к большому сожалению, это не единственная причина. Будут и другие. А пока Надя ответила:
–Ой, милок! Туда никому дорога не заказана.
–Вы мне угрожаете?
–Как я могу тебе или кому бы то ни было угрожать? Я с постели не встаю!
И в таком бестолковом ключе прошло несколько часов! Сколько именно? Да какая разница! Сергей и не засекал. Остатки его высушенного разума были удивляемы тем, что время совсем остановилось. А всего через несколько бесконечных и одновременно моментально пролетающих дней на предложение Нади вновь пойти в детский сад Женя ответила:
–Я уже не могу работать с детьми. У меня сердце стало каменным.
А жизнь-то идёт! Она не останавливается. Даже не смотря на то, что после всего пережитого у Сергея несколько странная реакция апатии на жизнь. Как вовремя в 1979 ом году Сергей осознал простую вещь: не ты эту жизнь выдумал, не тебе ею распоряжаться. Ведь начиная с тех пор и по самый сегодняшний день у Алексиных практически не было того дня, когда можно было чему-то от души радоваться. Даже не смотря на то, что Надя с Павлом находятся в таком состоянии с 1966 ого года. И время ни черта не лечит. Оно просто калечит. Калечит души. Травмирует судьбы людей.
Ну, что с того, что однажды вечером выяснилась потрясающая новость? Уже через несколько месяцев стало ясно, что она ничего не изменила. Но когда Степан, уже изрядно принявший, пришёл к Алексиным и якобы случайно проговорился, что открывает свою аптеку, Сергею на минуту показалось, что чёрная полоса закончена.
–О! – делано икнул Степан. – А я и не заметил, как сказал. Только это пока секрет. Ни кому не проговоритесь?
–Да? – тоже делано, в молодёжном стиле, «удивилась» Женя. – Интересно! И когда же мы открываемся?
–Да скоро уже. Отделочные работы остались.
ГЛАВА 9
Алексины купили дачу в конце восьмидесятых годов. Покупали её с большим шумом, что, к сожалению, не было чем-то из ряда вон выходящим. Основные причины нетихой жизни, по мнению автора, могут скрываться ещё в двадцатых годах, в событиях, происходивших в семье бабушки по линии отца. Но к этому автор вернётся позже. Спор же вокруг дачи, по мнению Сергея, вёлся на пустом месте.
Главный аргумент Павла заключался в том, что дача им не нужна, что лет через двадцать работать там будет некому. По большому счёту, Сергей тоже не испытывал особой тяги к даче, но это для него и тогда не было аргументом. Времена менялись, что будет дальше – никто не знал. Раз появилась возможность «прикрыть тыл», надо было прикрывать. И пока её, эту дачу, давали от предприятия Нади, Павел был, как бы теперь сказали, «не при делах».
Когда распределяли места, Надя выпросила 2 участка. Скорее всего, ей дали столько как ценному работнику или из-за сына. Ещё один участок ей оставила одна сослуживица под предлогом того, что скоро уезжает в родной город, а с землёй, мол, работать не умеет и не любит. По тем временам аргумент был несколько спорным, рассчитанным явно на публику. Здесь, наверно, можно было вставить целую историю, дополнительно обрисовывающую эпоху «перестройки» (ни один умный человек не станет писать это слово без кавычек), но эта выдуманная история будет настолько далеко от сюжета данной книги, что Алексиных никаким боком не коснется. Давайте просто ограничимся тем, что дело ограничилось, возможно, не большим презентом «на память».
Заполучив три участка, Надя думала один выделить Ире, а другой Ларисе. Но Ира отказалась. Для Власовых 5 соток у железной дороги уже тогда было маловато. Никакого асфальтового покрытия до дачи тогда не было, а поезда ходили твёрдо по расписанию. Но, надо заметить, ещё ходили! Так у Алексиных получилось 2 участка, хотя поначалу в разных концах садово-дачного товарищества, так сказать. При чём, участок рядом с Малиниными назывался потом «старым», а первоначально дальний участок назывался «новым».
Пока всё было более-менее нормально, основным достоинством этой дачи считалась удалённость от цивилизации. По-видимому, когда появилась возможность поставить дачный домик, его планировалось установить на «старом» участке, где «птички поют», подальше от ж. д., поближе к лесу. Однако, насколько понял Сергей, тогда тяжёлая техника туда бы не проехала. И домик был установлен на «новом» участке. Лет десять спустя, быть может, именно это обстоятельство однажды спасло Сергею жизнь. Ведь кто знает, успел бы Павел дойти до дачи, возвращаясь с города, когда у Сергея нереально дико, до потери сознания разболелась голова? Но это уже так, лирическое отступление.
Тогда же подобных соображений ни у кого и возникнуть не могло! Просто как получилось, так получилось. И слава богу! В 1993 ем году Сергея впервые привезли на эту дачу. Естественно, ему понравилось всё. Всё, кроме диких ветров, не редко сильно завывающих, особенно по весне. Ему не могло это не понравится! Но в контексте данной повести это – всего лишь подводка к основной линии, при чём подводка, без которой запросто можно обойтись.
В июне того, 1996 ого года Сергей, уже как обычно, был на даче. Прекрасным, летним днём он сидел на улице, как это называлось у Алексиных. В этот день к ним с Павлом, который в это время мог, наконец-то, прилечь отдохнуть будучи с 6 и часов на ногах, приехала Надя. Тогда единственным минусом места расположения дачи казалось отсутствие поблизости магазина и потому необходимость время от времени завозить некоторые продукты из города. Впрочем, в тот год это был не единственный минус: Павлу ещё надо было отмечаться на бирже труда. После последнего сокращения ему оставалось совсем немного до полного стажа.
Сергей, вообще-то, сразу заметил, что мама какая-то молчаливая и напряжённая. «Как дела у Жени?» «Всё нормально, всё у нас хорошо. У вас как дела?». Сергея такая отговорка сразу не удовлетворила. Что-то тут не так, думал Сергей. Но в чём именно дело, он не мог объяснить. А лезть с расспросами он не умеет и никогда не умел. «Какие теперь могут быть у неё дела? – предрешённо размышлял Сергей. – Только плохие, есть кому об этом заботиться!» Однако он вовсе не ожидал услышать то, что рассказала мама через какое-то время.
То, что 1 мая этого года Женя ездила на дачу к Лиде, ни для кого не было секретом. В тот день все были дома, а Женя снимала всё происходящее у Лиды на видеокамеру. Жаль только, что она не работает в выключенном состоянии, без оператора. Впрочем, ничего бы это не изменило: в суд никто бы не обратился. Ну, не входит обращение в суд в российский, постсоветский менталитет! Так вот, уже когда вся честнáя компания ехала в город, Жене почему-то стало плохо. Ни сейчас, ни тогда никакого значения не имела причина этого. Она попросила остановить на минуту, вышла из машины, куда-то отошла и скоро вернулась. Но в машину села не сразу. То ли хотела подышать свежим воздухом, то ли по какой другой причине. Что померещилось Косте – теперь уже абсолютно не важно. Вполне возможно, он начал воображать себя собственником Жени ещё тогда, когда она консультировалась с его компанией насчёт «Влас Ко°». Сергей больше, чем уверен, что делала она это попутно. Если бы Жене позарез нужны были бы юридические консультации, она добыла бы их без всяких Костиков Бараниных. Да только Костя так, видимо, не считал. Насколько помнит Сергей, ему казалось, что Костя испытывал какое-то наслаждение, слушая рассказ Жени о том, что произошло в тот вечер в аптеке «Влас Ко°». «Попалась, дурочка моя раскудрявая!», – возможно, думал Баранин. Потому он резко вышел из машины и грубо выкрикнул:
–Садись в машину!
–Сейчас сяду, – спокойно ответила Женя. – Ещё немножко подышу, сяду.
–Садись в машину, я сказал! – не унимался красный, как рак, хозяин. – Быстро, тварь!
–Не кипятись ты! Сказала, сейчас, значит, сейчас.
У представителя чувашской культуры что-то сильно зачесались кулаки. А «женщина должна знать своё место». И Костя, видимо, решил, что место это – боксёрская груша.
–Ты что, офонарел? Сказала же счас!
В следующий миг очки Жени оказались где-то в траве. Как ни странно, они не разбились. Но избиение продолжалось ещё несколько минут. Возможно, Женя сопротивлялась. Но что она могла сделать одна? А её «подруги» сидели в машине и хихикали. И Женя всё это видела.
Тогда, придя домой, Женя это не рассказала. Она просто поставила кассету и вышла из комнаты. На экране шло приличное застолье у Лиды.
Вот, чем отличается реальность настоящая от выдуманной: у Сергея кровь стыла и закипала одновременно, небо темнело, серело, переливалось какими-то пятнами тёмных тонов, но ничего, абсолютно ничего не происходило! Господи, думал Сергей, это ли не стресс? Что же нужно пережить, что бы сейчас же, не медленно, вот так встать, пойти и… Но ничего, ровным счётом ничего не происходило!
–Ты только папе не говори.
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 13:25 | Сообщение # 72 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ГЛАВА 10
Тогда, насколько помнит Сергей, Женя долго не оставалась «между небом и землёй». То, что для Алексиных открытие аптеки Малининых произошло как-то быстро, свидетельствовало, что в аптеках «Влас Ко°» климат выглядел нездоровым не только для Жени. По-видимому, Степан уже давно готовил открытие своей аптеки, не говоря об этом никому. Однако даже когда Женя перешла в новую аптеку, дел там ещё хватало. И в то лето Женя снова не приезжала на дачу, как это было уже давным-давно. А проще, как и всегда. Сергей не помнил, что бы у сестры когда-нибудь был полноценный отпуск. Но это уже так, мазок к повествованию. И таких мазков здесь будет немало.
Связано это с тем, что автор особо не знает, что можно рассказывать про этот период. Люди, как люди, не хуже, не лучше. Но при том, при сём Сергей допускает, что кое-чего он про них не знает.
По общему мнению, Лариса, почти как Федот, не обладала сильным разумом. Разница была в том, что она твёрдо стояла на ногах, отчётливо понимала своё местоположение и не металась между пространствами. По идее, этого вполне достаточно для нормальной жизни, как живут миллиарды людей, но не для базарно-бандитского бизнеса ельцинского типа. В бизнесе всегда надо соображать, что, собственно говоря, делаешь. На этапе становления это понимают все. Но потом с людьми some time что-то происходит. Сергей был убеждён, что Лариса ничуть не глупее его, скорее всего, наоборот! Но для бизнеса этого недостаточно.
Не долго радовались Алексины, что всё входит в свою колею, ох, не долго! К тому времени, когда Сергей приехал после дачи домой, от благодушного настроения (которого толком и не было) не осталось и следа. Лариса рановато стала воображать себя хозяйкой заведения. Женя снова стала приходить домой мрачнее тучи. Даже если кому-то всё написанное покажется перебором, односторонней интерпретацией автора, можно спорить, что это не так, но цель автора – если не разобраться, то максимально подойти к пониманию того, что произойдёт в третьей части. А Сергей своими глазами видел, что Женя снова стала приходить домой мрачнее тучи, что она снова замыкается в себе, мало что рассказывает, что ей не свойственно, а если рассказывает, то только маме… Сергей отправлялся спать довольно рано. Уже тогда. Через 7 – 8 лет это станет необходимостью. Но уже тогда Сергей уходил спать, ничего хорошего от жизни не ожидая. «Денди» сломался, «культовая» «Анжелика» прочитана, раздолбанное вдрызг демофашистами телевидение ничего не показывает…
В первый раз Женя уходила от Малининых сама. Почти сама, вволю нарыдавшись и наревевшись. Вдруг стало ясно, что от «Офисфарм» (давайте так назовём) ждать нечего. Возможно, Алексиным показалось, возможно, так было везде, в любом коллективе, но Женя сочла, что там делать нечего. И гайки стала закручивать именно Лариса, а не Степан. Более того, незадолго до скандала в «Влас Ко°» Степан высказывался в том духе, что по идее трём сёстрам нечего бы делить, а надо бы объединиться. Он высказывался за «триумвират» даже после того, как все три сестры обзавелись «своими» аптеками. Кавычки здесь поставлены, к сожалению, не случайно: по-настоящему только Власовы могла назвать аптеку своей. Уже Малинины открывали «Офисфарм» от имени кого-то. У этого кого-то, разумеется, были и имя, и должность, насколько понял Сергей, он был начальником Степана, а может и нет, но это не играет никакой роли. Просто на будущее, Женя видела, что фирмы можно открывать разными способами, а не только на свои деньги и на своё имя. В конце концов, по тем временам и Власовы кому-то «отстёгивали».
Может быть, здесь стоило остановиться? А как жить? Задним числом все сильны рассуждать. Но только люди обычно рождаются, что бы жить, а не тлеть, не быть мишенью для выплеска неудовлетворённого самолюбия. Или даже себялюбия. В отличии от Жени, Сергею даже в голову не приходило в чём-либо обвинять Ларису. Поскольку, копируя поведение Иры, в отличии от неё Лариса просто не знала других норм поведения. Для неё всё происходящее было в порядке вещей. Сергей понимал это так: в представлении Ларисы начальник – тот, кто грубит и хамит, как это было с её самих ранних лет, а в первых трудовых коллективах Жени к людям относились по-человечески. Так кто в этом виноват? А насколько Лариса считала себя боссом, показывает следующий отрывок телефонного разговора с поставщиком:
–Да?
–Евгению Павловну пригласите, пожалуйста!
–Лариса Федотовна слушает!
–Мне нужна Евгения Павловна.
–Лариса Федотовна слушает!
И так несколько раз. Может, это больше анекдот, но довольно показательный анекдот. Хотя не похоже, что бы Женя сочиняла анекдоты. Степана же Женя как работник устраивала полностью, но его беспокоили отношения между женой и её сестрой. Потому когда произошло то, что произошло в конце концов, Степан не возражал, а явно сожалел. Но ни уговаривать, ни примирять кого-либо он не собирался.
А произошло следующее: к Жене кто-то «подкатил» с идеей создать новую сеть аптек.
ГЛАВА 11
Где-то в начале 20-ых годов двадцатого века в одной богом забытой деревеньке под Чебоксарами можно было наблюдать картину, которую лучше сопровождать «шумом» из фильмов А. Тарковского, где-то между «соль» и «си-бемоль» первой октавы. На земле во дворе валялись разбитые иконы, а по ним лихо отплясывает полуголый, красный, как рак, красноармеец, коммунист. Вокруг него крутятся и всплёскивают руками несколько рыдающих женщин. По-русски это выглядело следующим образом:
–Эх, яблочко, да куда катишься!
–Ой, господи! Федька, ты что, совсем очумел? Да прекрати, окаянный! Бог покарает!
–Не волнуйся, сеструха! Бога нет и никогда не было! Это нам наши помещики-эксплуататоры мозги забивали. Всё, кончилось их время! Свобода!!!
–Да опомнись ты! Какая свобода! Что ты делаешь!?
–Эх, яблочко, да на тарелочке! В белой армии воюют только девочки!
Сергей об этом узнал недавно и почти случайно. Бабушка рассказала об этом своей дочери, Марусе, а та, придя к Алексиным в гости, поделилась этой новостью с Надей и Женей. Почему не с братом? Во-первых, Павел был таким же «букой», как и его сын. Во-вторых, в это новейшее время Сергей с Павлом в основном находятся в зале, а Надя с Женей – в спальне. Но об этом – потом.
Мог ли тот давний-давний танец на иконах стать причиной последних событий? По мнению автора, запросто. Но пока давайте расставим все точки над «i» хотя бы здесь. Позже пойдут совсем непонятные для автора вещи.
Очень долгое время вопросы религии в нашей стране воспринимались как-то однобоко. По большому счёту, это и теперь так, ничего не изменилось. Либо ты атеист-коммунист, либо ты верующий-демократ. Традиция воспринимать этот вопрос в чёрно-белом свете не изжита до сих пор. На самом же деле, атеизм – такая же религия, как монотеизм, политеизм, андротеизм или фемитеизм, к которому чуть ниже вернёмся. Ведь на самом деле, не возможно доказать ни то, что бог (или богиня) есть, ни то, что его нет. Однако мне не нужно обжигаться для того, что бы узнать, насколько больно гореть заживо. И тем более – в аду! Почему же этот вопрос до сих пор понимается так примитивно? Если ты в руках спички не держал, значит, и огня нет, так? А горяченького поесть любишь!
Изменилось ли отношение Сергея к миру? Разумеется, нет! Оно было сформировано раньше, до того, как стало известно о танце на иконах. И краткое резюме по этому поводу только одно: дураков много.
Сомнительная ценность этого случая заключается в том, что этим легко объясняются все последующие события в долгой и отчасти бестолковой жизни семьи Алексиных. При чём, сам дед, фамилии которых традиционно носят семьи, никак виноватым быть не может. По от¬зывам тех, кто его знал, он был «тише воды, ниже травы». Этакий «Волшебник Изумрудного города»: то ли есть, то ли нет – никому не известно. Особенно это мнение усиливается после того, когда узнаешь, что шестеро его детей были записаны под разными фамилиями, а день рожденья самого старшего из них (Павла) был записан «с потолка». Позже и Павел, и Маруся не раз пытались объяснить, себе и другим, серьёзно и несерьёзно, как это произошло? Но Сергей никогда в такие подробности не углублялся.
Павел был не первым из этой, может быть, не менее многочисленной семьи, приехавший в Чебоксары в пятидесятых годах. Первой была его тётя, по предположению Сергея, сестра по линии бабушки же. Вообще, дед тут настолько не при чём, что хотя бы для упрощения сюжета его не стоит упоминать. Просто когда пытаешься понять, что откуда берётся, сложно предугадать, что откуда вылезет. Так вот, приехал он не на пустое место, хотя, судя по фрагментарным воспоминаниям, и не на готовые щи. Возможно, тётя помогла с пропиской, но не более. По крайней мере, Павел несколько раз вспоминал о какой-то барже, где он жил в пятидесятых годах и откуда однажды на майские праздники шлёпнулся в ещё холодную Волгу. По тем временам этого было достаточно, поскольку после войны все верили в лучшее.
Лет через десять в Чебоксары приехала и его сестра. Точнее, может, чуть раньше, может, чуть позже, в город же приехал и брат Павла. Однако такие подробности уже не имеют значения. Почему, начав рассказывать, автор так здорово перепрыгнул через десятилетия? Потому, что Павел никогда ничего не рассказывал о своей прошлой жизни. Кроме того, как маленький Паша радостно бежал из школы в тот день, когда узнали об окончании войны, Сергей почти ничего не знал. Ещё недавно Павел рассказал, что он вместе со своим другом часто сиживал на дереве и щёлкал сливу.
Как Павел познакомился с Надей, Сергей тоже долгое время не знал. Хотя такая попытка когда-то давным-давно была, маленький Серёжа как-то спрашивал маму:
–А как вы познакомились с папой?
Что ответила тогда Надя, она и сама толком не помнит. По какой-то причине она хотела отмахнуться от прямого ответа. Но Серёжин ответ стал притчей во языцех в семье Алексиных:
–А что, ты приехала в Чебоксары и спросила, кто здесь Серёжкин папа?
На самом деле, он и тогда понимал абсурдность вопроса. Но именно из-за его абсурдности он его и задал. Такого, мол, не бывает.
А узнал он эту историю гораздо позже. На самом деле, всё было просто, до банальности просто: из-за утюга. У одних его не было, у других был. Общежитие! Когда надо было кому-то что-то погладить, тот ходил к другому. Ещё можно добавить, что период ухаживания длился около двух лет, а может больше.
Молодая семья получилась достаточно дружная. Уж, кто-кто, а Сергей мог оценить это сполна: из анапского опыта он знал, что подобные семьи долго не могут обычно существовать, там отцы – «капитаны дальнего плаванья» да мамы – «бортпроводницы» – обычное дело! Алексины же вместе живут уже полвека, считай! Значит, по идее, если бы всё было нормально – живи да радуйся, казалось бы! Но нет!
Вскоре родился Сергей. Этими трёмя словами уже, казалось бы, сказано слишком много. Про ДЦП написано не много, но достаточно для понимания этой штуки. Однако Алексиным довелось сполна почувствовать правоту поговорки «беда не приходит одна». Но пока это так же повод объяснить, почему, собственно, Алексины почти никогда в начале семейной жизни одни не жили.
Да, тогда никто не знал, сможет ли Серёжа жить самостоятельно, один, а длинного послеродового отпуска тогда никому не давали. Были ли другие возможности, не было ли их – сейчас это абсолютно не важно. Но тогда, первые несколько лет жизни, казалось естественным, что кто-то четвёртый (Жени пока не было) взрослый человек постоянно будет проживать с Алексиными. И «тётя Маруся» (которую Сергей по малолетству иногда называл просто Марусей) была одной из первых таких «сиделок».
Кто был прежде – Света или Маруся – сейчас уже не важно. Хотя Сергею кажется, что тётя Маруся была потом, поскольку она однажды отводила, вернее, относила Сергея «в одно место». Она часто говорила: «– Схожу в одно место», – и Сергею стало интересно, а что же там такого интересного? Это оказался разбитый фонарь, висевший над полуподвальным окном общежитского дома. И под ним – куча мусора из битых бутылок и специально отколотой хулиганами побелки. А внизу, в подвале, как показалось Сергею, валялись хвосты дохлых чёрных кошек. Больше Сергей «в одно место» не просился. Хотя про себя подозревал, что Маруся его обманула, что должно было где-то существовать другое, более интересное «одно место». И вскоре всё разрешилось. Зачем кого-то что-то расспрашивать, когда рано или поздно всё тайное становится явным? Сначала Маруся к своей традиционной фразе: «– Схожу в одно место» – стала добавлять загадочное: «– На свидание». А потом разъяснилось и это слово, когда на горизонте появился жених, чем-то неуловимо смахивающий на оголодавшего суслика. Как Маруся и Жора (так его назовём) могли встретиться друг с другом? – для Сергея до сих пор большой-большой секрет. Ведь, любительница приводить молодых парней в дом и крутить пластинки, Маруся ни разу за несколько лет никакого Жорика в дом не приводила.
Сергей не помнит конкретно, до или после свадьбы Маруся с Жорой ушли жить в «засыпушку»? Он помнит точно, что эта самая «засыпушка» была, поскольку Маруся носила его и туда. Сергей до сих пор удивляется, как же они там помещались, если даже ему было там тесно? Интересно, там хоть полквадратного метра было? Наверняка, это был не последний довод в пользу того, почему Маруся с Жориком продолжали ежедневно гостить у Алексиных. Скорее всего, они приходили по вечерам, после рабочего дня и уходили к себе, домой как можно позже. К тому времени, насколько помнит Сергей, с ним сидела бабушка.
ГЛАВА 12
И всё-таки, не смотря на всё вышесказанное, в начале семейной жизни Юрьевых (пусть у них будет эта фамилия) почти ничто не предвещало того, как они будут жить потом. Подумаешь, Жорик оказался «любителем спортивной ходьбы на бровях»! Увы, для российской действительности это не ново. Как не ново и то, что Маруся оказалась из тех, кто и «коня на скаку…»; со временем ежевечерние драки между ними стали нечто вроде ритуала. Сергей был у них в «засыпушке» один раз и не видел там драк, ведь гостил он там не долго. Но через несколько лет, когда Юрьевы получили «малосемейку» и Сергей часто бывал у них с «ночевой», он однажды стал-таки невольным свидетелем их драки.
Когда Жорик пришёл домой «по диагонали», Маруся кормила грудью недавно новорождённую дочь. Несколько слов, обмен любезностями, повышение тона – и вот уже маленькая Тоня (назовём её так, ведь на самом деле никого с таким именем в родне Сергея не было) баскетбольным броском летит на кровать, предварительно ударившись об стену головой. Два коршуна сцепились в смертельной схватке и Сергей юркнул в кладовку, что б не видеть этого ужаса. Однако где было страшнее – это ещё вопрос: игрушки и прочие вещи прыгали так, что казалось они ожили и протестуют. Плакала Тоня, кричали драчуны, в кладовой прыгало всё, что могло прыгать…
Не мудрено, ох, не мудрено, что скоро, спустя несколько лет после этого спектакля, который, скорее всего, был не первым и не последним, в доме Юрьевых произошло большое несчастье. По логике вещей, у них произошло то, что вряд ли могло не произойти. Но Сергей и по тем временам принял эту печальную весть неравнодушно, что, уж, говорить о нынешних временах, когда оскал этого самого троянского коня увидели все. Но перед тем, как в кратких словах описать это невесёлое событие, автор хотел бы поделиться ещё с одним воспоминанием Сергея.
В те времена Серёжу часто возили к бабушкам. То к одной, то к другой. Просто в деревню, на воздух. В тот раз они поехали вместе с тётей Марусей и Тоней. К сожалению, Сергей помнит это точнее, чем был ли там его папа. К сожалению потому, что Сергей стал невольным свидетелем одной неприятной картины во дворе. Тоня, уже тогда, как теперь кажется Сергею, подозрительно белая и тихая, как-то издалека сказала Марусе о том, что сделала свои дела. Когда же Маруся стала её подзывать, та стала подозрительно пятиться назад, округляя свои бездонные глаза от неподдельного ужаса. За что? По тому, как Маруся стала её уверять, что ничего не будет, Сергей понял, что это, к сожалению, для неё не ново.
Тогда действительно ничего не было: Маруся где-то за углом догнала Тоню, сделала то, что полагалось сделать и всё! Однако пройдёт совсем немного времени и совсем по другому, печальному поводу Сергей утвердится в своём мнении: маленькой Тоне было, чего бояться.
Боль делает человека мудрее. Почему? Ведь мудрость – это опыт, всего лишь помноженный на разум. К сожалению, это верно: при равенстве одного из этих множителей нулю, ни о какой мудрости говорить не приходится. Ты можешь быть эрудитом из эрудитов, но без опыта ты не мудрец, мягко говоря. Имея же самый короткий, ещё не верный опыт, ты превращаешься в мудреца с каждым проблеском интеллекта.
Через несколько лет случилось то, что случилось: у маленькой Тони, ещё не успевшей пойти в первый класс, обнаружили опухоль головного мозга. По причинам, которые станут известными в третьей части повести, а так же по тому, что Сергей в это время чаще бывал в Анапе, чем дома, автор не хотел бы углубляться в эту печальную историю. Но это произошло.
И все-таки, теоретически для Тони это не было смертельным приговором: насколько понимал Сергей, опухоль была не злокачественной, скажем так, её можно было спасти. Если бы не два обстоятельства. Первое из них это – труднодоступность новообразования. Эта дрянь располагалась под каким-то седлом в головном мозге. О достижениях нашей медицины лучше болтать где-нибудь в другом месте. Но вот вторая причина зависит только от людей. Только человек способен любить или ненавидеть, придавать новые силы или отнимать уже имеющиеся, принимать в своё сердце чужую боль или грузить всех своими болячками. Когда, намаявшись за месяц или несколько, Маруся с умирающей Тоней приехала домой, Жорик её не пустил на порог.
Всё. Здесь бы опытный писатель развёл бы целую трагедию. При чём, это и есть трагедия. Но впереди у Алексиных будет столько горя, столько страданий, что автор не хочет останавливаться на том, чего сам-то во всех подробностях не знает. К сожалению, что с богом, что с чёртом разговаривать очень тяжело, это Сергей знал, увы, не понаслышке. Но об этом не здесь.
До сих пор остаётся тайной, почему Маруся тогда же не развелась с Жориком? Нет, скорее всего, никакой тайны здесь нет, просто Сергей не настолько любопытен в личных делах. При том, при всём Сергей не считал, что «дядя» Жорик на что-нибудь эдакое способен. Поэтому давайте просто ограничимся банальной формулировкой «жили они долго и счастливо». Целых 20 с лишним лет.
Разумеется, никакого счастья в неспокойных семьях априори быть не может. Но это, видимо, их планида. То есть, это и планида Алексиных, но это уже само собой разумеется. Сергея же откровенно удивляло то, что, чуть ли не ежедневно докладывая Алексиным об очередных драках и пьянках, Маруся умудрилась нажить с Жориком ещё троих детей! Не сразу, нет, но когда они успевали? Вопрос был ещё тот, как теперь говорят.
Однако оставим-ка «разбор полётов» для других писателей типа Э. Золя. Здесь описание жизни (если можно так назвать) Юрьевых – всего лишь фон. Фон для размышлений о том, что и как произошло. И Сергей полагает, что с этим согласилась бы и Маруся. В конце концов, ничто не мешает дополнять сказанное по ходу действия.
Итак, в течении каких-то десяти лет у Юрьевых один за другим появились: Юля, Андрей и Антон. В середине 80 ых Маруся купила кооперативную трёхкомнатную квартиру, обставила её мебелью, часто с оглядкой на то, что покупали Алексины. Ну, что, что, казалось бы, могло быть у них не так?
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 13:35 | Сообщение # 73 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ГЛАВА 13
Но прежде, чем приступать к созданию своей аптеки (на какие шиши? – воровать-то тоже надо уметь, даже воображаемо) Жене подвернулся случай, по сути дела, создать чужую фирму. Почему «фирму»? Потому что планы Васильцовых (назовём их так) были куда грандиознее, чем какая-то сеть аптек. По крайней мере, на словах. Что за прожектёрство было у них в голове? – Сергей не знает до сих пор. Скорее всего, Васе как-то показалось (с похмелья), что Женю можно было «завлечь в капкан» лишь таким образом. Как они познакомились? – Сергей не знал, не мог знать и не интересовался. А после всего, что произошло, он и не хотел этого знать. Говорят, чем меньше знаешь, тем слаще спишь. Хотя зачем это нужно, слаще спать, не говорят.
Насколько можно было понять, вместе их свела Женина сослуживица по детскому саду. Детские сады времён ельцинизма – прекрасное место для недалёких людей, мягко выражаясь. В те времена там могли оставаться лишь фанаты своего дела или те, которым идти было некуда и незачем. Фанатов своего дела всегда было немного и где-то не в нашем городе. Следовательно, кем была Женина сослуживица?
Но это – субъективный взгляд Сергея, сформированный как послевкусие, неприятный осадок от этой дикой истории. Пока же всё начиналось, как в сказке. Так или иначе, кудрявая блондинка Жанна узнала, что произошло с Женей и сообщила ей, что Васильцовы якобы как раз задумали открыть новую фирму, скорее всего, акционерную. Насколько это правда? По прошествии стольких лет у Сергея есть повод не верить этому. Иначе зачем им было возводить тень на плетень, ведь они и так не бедные, вроде? Однако деньги из ничего не делаются, особенно в девяностые годы. Поэтому скорее всего, так оно и было. Просто если до Жени их планы были, скорее, маниловскими, то после знакомства Васильцовых с Женей они стали приобретать вполне реальные очертания.
И вот уже на даче Алексиных наведён марафет, Сергей, снявший с себя футболку и майку, уселся на недавно сделанной скамейке в тенёчке, Павел чего-то там скоблит в домике, сейчас они приедут. Что ты, что ты! Мечтать не вредно. Машина подъехала. Четыре хлопка дверьми.
–Привет отдыхающим! Знакомьтесь…
–Мы вас заждались.
Оч-чень, надо сказать!
–Что так долго?
Да, тогда Сергей впервые узнал, что такое «дачные шашлыки». Лучше бы он этого не делал, тогда утро показалось бы чуть добрее. Но это так, лирическое отступление. А в тот вечер общую картину праздника Не-Пойми-Чего испортило только неуместное обращение к Серёже в четыре часа дня, последовавшее за громогласным заявлением:
–Мы идём на озеро. А ты иди спать!
После того, как кудряшка Жанна отвела глаза, Сергей «громко» про себя расхохотался. Это было сказано не от ума, а от водки. Она тут же забыла, о чём сказала. Если бы автор умел бы описывать всё происходящее так, как надо, он бы даже не упомянул бы об этом. «Напилася я пьяна, Не дойти мне до дома» – вот лейтмотив этого прекрасного вечера. Да, как ни странно, вечер был прекрасен без кавычек. Только вот, через год уже за этот вечер снова был предъявлен счёт.
В следующий приезд Надя спросила Сергея:
–Ну, как тебе впечатление о Васильцовых?
Скорее всего, этот вопрос был вопросом в пустоту, просто для поддержания разговора. А может и нет. Но для следующей мысли этот вопрос какое-никакое отношение имеет.
Сергей тогда сказал то, что думал, что бывало редко. А именно, что с анапских времён он не имеет привычки делать какие-либо выводы по первому знакомству. Вечер понравился, но он ничего не означает. Как-то быстро согласившись, мама Сергея почти сразу ушла в себя. Тогда Сергей снова не стал её расспрашивать о том, что происходит. Он просто по¬чувствовал, что что-то не так. Может, зря?
Сейчас, имея ввиду всё то, что произошло с Алексиными в настоящее время и за двадцать лет, Сергей во всём сомневается. Но насколько эти сомнения правомерны? Может ли человек накаркать себе и близким времена, худшие, чем есть? Этот вопрос представляется глупым только пока не коснётся человека. Но вот что тогда могло произойти? Подумаешь, несколько раз Женя являлась домой «под мухой» и Надя её несколько раз «трезвила»? Не спилась же! И, видимо, не успела бы по любому. Хотя её фраза «Я живу хо-ро-шо! Правда, мама?» – тоже, к сожалению, стала «крылатой». На самом деле, это было что-то вроде настроя, но Наде она априори не могла понравится с учётом того, в каком состоянии она сказана.
Но Васильцовы в те времена, видимо, всерьёз хотели прибрать Женю к рукам. Вплоть до того, что чуть позже они подарили якобы Сергею отличную кассетную магнитолу «Philips» с питанием от переменного или постоянного тока, а позже, через год, когда хорошие времена снова кончались, у Алексиных появился и первый компьютер. Старого поколения, донельзя раздолбанный, без офисных программ, но появился. Сначала под видом того, что Жене всё равно надо было много работать, оформляя разные документы, а потом… Что было потом, Сергей в точности не знал. Только этот компьютер так и остался у Алексиных. Вскоре Женя установила офисные программы, со временем не раз сменили системный блок, «базу», монитор… Может, поэтому в 2010 ом году, когда происходили последние события, он оказался «чистым»? Но раз там никаких подозрений, что о нём писать? Только для того, что б лишний раз кому-то подтвердить, что никакого воровства не было? Не слишком ли много чести?
И только через несколько месяцев после открытия их аптеки (очень симпатично назовём «Василь Ко°») начались всякие странности определённого толка под лозунгом «Мавр сделал своё дело…». Как избавиться от человека, если он хорошо работает, а делить с ним доходы, хотя бы в виде нормальной зарплаты, а не оговорённых дивидендов, не хочется?
Это банально. Это до того банально, что даже скучно! Только не для тех, кого это наблюдение касается: раз не доплатил, второй раз не заплатил, а там глядишь – и отстанут. А для пущей важности начинай придираться, ворчать, покрикивать. Одна из особенностей российского бизнеса девяностых годов: босс всегда прав. А если не прав, читай первый пункт.
И опять начались бессонные ночи, дрожь оконных стёкол, свет в коридоре. Это до того стало традицией, что когда однажды на пороге квартиры появилась какая-то растерянная Маруся с раскладушкой в руках и сообщила, что её уволили из «Влас Ко°», никто не удивился. Это стало уже нормой жизни. Вот если бы она заявила, что ей вдруг объявили бы благодарность…
Никто этому не удивился, видимо, ещё потому, что накануне у Жени с этими «котами» произошёл незабываемый разговор. Кому он принёс пользу, что эта компания хотела поиметь с него? – сказать трудно, поскольку если они хотели не избавиться от Жени, а что-нибудь другое, то это у них не получилось. В тот вечер, уже собираясь идти домой, Женя просто сказала:
–Ну, я пошла.
–Нет, постой, надо поговорить! – неожиданно заявила Жанна и повела куда-то в угол.
–А в чём, собственно, дело? Почему такая спешность? – не понимающе удивилась Женя. – Завтра нельзя поговорить?
–Завтра может быть поздно.
Описывать дальнейший диалог, по мнению автора, не имеет смысл. Васильцовы, видишь ли, побеседовали с Власовыми (как, уж, они снюхались? – тогда приходилось только догадываться) и те, мол, сообщили о мнимом воровстве на фирме. Когда ты в прямом, физическом смысле зажата в угол, между коробами да стеллажами, тебе остаётся чего-то оправдываться и бубнить что-то только с целью как-то вывернуться и выйти. Ни у Власовых, ни у Васильцовых не было и не могло быть никаких доказательств беспочвенных обвинений. Но как же сладка власть над беззащитными людьми!
Результат был уже предсказуем: Женя уволилась. Снова.
ГЛАВА 14
Жизнь и смерть. Для конкретного человека это очень субъективные понятия. Особенно, когда вся жизнь проходит в ожидании неведомо чего. Тогда ему становится вообще непонятно, живёт он или нет. Однако люди устроены так, что для них смерть близкого человека – гораздо большее горе, чем своя собственная.
Лет пять назад по телевизору показывали научно-популярный сериал по анатомии человека. Так вот, в последней серии, где рассматривался вопрос смерти, утверждалось, что т. н. «коридор», куда улетают души умерших, это – следствие того, что небольшой нерв на самой макушке головного мозга отключается последним. И всё, по сути дела, никаких дополнительных объяснений по поводу «загробных видений» этот сериал не дал. Коридор, в конце которого – свет, это – последнее, что ощущает человек. А дальше?
Дальше – память. Память и дикое, неизъяснимое с точки зрения машинной логики желание оживить человека, которого при жизни будто бы не замечал. Жизнь всегда карабкалась вперёд, при любых обстоятельствах.
Сергей уходил дважды. Вернее сказать, трижды, но в первый раз, на даче, он не успел этого понять. Просто, достаточно намаявшись за жизнь, Сергей приобрёл одно невысказываемое желание: когда придёт время, уйти без боли. Где-то через год это повторилось в ванне. Уже после помывки, перед тем, как выходить, он почувствовал, что что-то происходит. Мучившая его головная боль вдруг прошла и что-то где-то щёлкнуло. Тогда Сергей успел попросить валидол и отключился. Так выглядело со стороны. Сам же Сергей ощущал блаженное расслабление, которого у него никогда не было. Он слышал, как отчаянно зовёт его мама, слышал, но ничего не мог делать. Ни одна мышца его не слушалась. Ещё чуть-чуть – и он расхочет возвращаться, настолько там было хорошо. Но что-то, видимо, притягивало его на этот Свет, каким-то чудом он вернулся. После третьего раза, когда это снова повторилось, Сергей и Надя решили, что больше он не будет купаться когда дома никого, кроме них, нет.
Но здесь интересно вот что: почему, не смотря ни на что, живое хочет жить? В чём притягательность не в меру активного броуновского движения, каковым, по сути дела, является жизнь? Что заставляет Сергея, например, так за неё цепляться?
У Сергея есть ощущение, что он слишком долго живёт на Свете. И осознание того, что этого ощущения не было бы, если бы окружающие его по жизни люди время от времени не уходили бы в небытиё.
А почему миллиарды лет для того, что бы выжить самому, надо лишать жизни кого-то другого? Что бы этот факт не бросался в глаза, ранняя христианская церковь (в основном, католическая) не считала живыми тех, кто ещё не крестился или был отлучён от церкви. Но это не выход! Абсурдность этого тезиса была очевидна всегда. Стоило только раз перевести Библию на европейские языки – и этот тезис просто забылся. А факт-то остался! Потому у западноевропейцев «крыша» и не остановилась: как воевали за какие-то мнимые идеалы, так и продолжали воевать вплоть до 1945 ого года. Значит, жизнь – это нечто другое, не зависящее от того, кто что об этом думает? Сотни писателей, философов и теософов пытались объяснить эту штуковину под названием «жизнь», но так и не объяснили. А смерть – это антипод жизни. Следовательно, мы и про смерть ничего не знаем?
Да, не знаем. Но только, чем бы она ни была, никто не хочет терять своих близких людей. Для живых это слишком тяжело.
Слишком тяжело.
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 13:54 | Сообщение # 74 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 1
Поздней весной 2006-ого года в квартире Алексиных раздался звонок. Рядовой, ожидаемый звонок в дверь, т. к. в тот короткий период Женя делала рекламную газету по недвижимости. И делала её на дому.
Увы, к тому времени было уже ясно, что компьютер встал и его придётся ремонтировать капитально. Поэтому когда на пороге зала появилась Тоня, Сергей уже понял, зачем она пришла. Да, это было ожидаемо. Вот она склонилась над системным блоком, вот она выдёргивает шнуры, вот она его поднимает… Первой мыслью Сергея было: «Наконец-то, сколько можно мучиться!». Тогда он ещё надеялся, впрочем, как и Женя, что это временно, что всё уже не просто закончится, а кончилось навсегда. Возможно, не столько под влиянием подруг (как полагала Надя), а под влиянием этой эйфории Женя сделала несколько финансовых ошибок. Но, между нами говоря, Сергей, например, меньше всего считал их трагичными. Непоправимыми? Да, они стали непоправимыми в результате того, что произойдёт совсем скоро. И то, как сказать ещё! А тогда…
–А ты на этом компьютере сможешь печатать? – минуту спустя после ухода Тони неожиданно спросил Павел, мотнув головой в сторону монитора.
Сергей сразу понял, что он имел ввиду. Но, подыграв глупому вопросу, он наклонился вперёд дабы удостовериться в отсутствии компьютера и переспросил:
–На каком компьютере?
–На этом, – кивок в сторону монитора.
–На этом и ты сможешь, поскольку его нет! Его и включать не надо. Стучи, да стучи по клавишам.
Странно устроен человеческий мозг. Столько ненужных мыслей иногда в нём роятся, что иногда очень трудно распознать в них причинно-следственную связь с последующими событиями. Вследствие ли этого непутёвого разговора, или по какой другой причине, в разгорячённом мозгу Сергея возникла достаточно неожиданная мысль: «А может это «Троянский конь»?»
Нет, сама по себе эта мысль была практически обоснованной, но только по отношению к компьютеру. Никогда не влезая дальше, чем надо, Сергей знал значение этого термина ещё с 80 ых годов, когда переписывался с московским другом. Однако Женя издавала газету меньше года и предполагать, что за такое ко¬роткое время Женя кому-то там успела всерьёз перейти дорогу, было глупо. А то, что подобные «подарочки» можно было получать по «Сети», в тот момент в голову как-то не пришло. Неожиданно на ум Сергея пришла другая, более страшная ассоциация. И вот тут волосы у него зашевелились… Зачем он так подумал???
ГЛАВА 2
Прошло полгода после похорон Зои. Наступила весна. И в тот год она действительно наступила, как пора обновления, как это ни странно. Хотелось верить. Хотелось жить и верить, что всё меняется к лучшему, что сближение Алексиных, Власовых и Малининых, наметившееся после столь печальных событий, приобретает необратимый характер. Степан снова заговорил о своей идее-фикс объединить фирмы трёх сестёр, головные офисы которых находились на одной улице, в единую компанию. Никто не спорит, что теоретически это было бы лучше. Только на практике это выглядело так же невозможным, как слияние Южного и Северного полюсов в одной точке. А тогда…
Тогда Власовы, к примеру, пригласили погостить Алексиных (и главным образом Сергея) погостить на своей новой, намного более капитальной даче, купленной, вообще-то, с расчётом на то, что там будут жить Зоя с Алексеем. Скорее всего, если бы не Семён, Сергей не согласился бы туда поехать. Но у Сергея было такое ощущение, что его туда отправили «караулить» приехавшего Семёна. Видимо, Люся с Колей нашли удобный случай отдохнуть хотя бы от одного шалопая. В тридцатилетнем возрасте обычно самые буйные успокаиваются и, по субъективному мнению Сергея, его направили туда следить за более безопасным и предсказуемым Семёном.
Но при чём тут дача Власовых? Да, в общем-то, ни при чём. Описание этих событий, увы, служит всего лишь фоном для объяснения причин того, почему Женя снова пошла на сближение с Власовыми: ну, не могут люди, пережившие большое горе, не переродиться! Хотя, не только. По большому счёту, к тому, что произойдёт совсем скоро, снова может быть причастен Семён. Но ради справедливости, надо признать, что это – самая маловероятная версия. Хотя бы потому, что на сей раз Сеня буквально помешался на Библии. Помешаться-то он помешался, но, памятуя о его прошлых выкрутасах, никто не принимал это всерьёз, вот ещё в чём здесь дело! В сознании тех, кто его знал, Семён так и остался демонологом, шалопаем и хулиганом.
К тому времени Женина аптека существовала года три. Да, кажись, так. Как и было принято в те времена, она поначалу была не её. Просто некая группа лиц решила вложить свои деньги в легальный бизнес. К сожалению, это замечание скоро оказалось несколько существеннее, чем надо было. Как и то, что Надя с Павлом «дали добро» с условием не заниматься «левым» товаром. Третьим фактором, повлиявшим на грядущее развитие событий, было неудачное расположение аптеки, назовём её «Левиафарм». Она располагалась дальше остальных от остановок. Был ещё один фактор; по определённым причинам, скажем так, арендная плата «по-чёрному» постоянно стала повышаться. Всё это привело к тому, что подлинные хозяева решили отказаться от «Левиафарма». Женя же решила её выкупить. Да, теперь это выглядит ошибкой. Но не ошибается либо тот, кто ничего не делает, либо тот, кто прожил активной жизнью минимум полвека и имеет какой-либо опыт. Кроме того, Женя не могла учесть того, чего не знала. А за год или два до этого произошёл неприятный инцидент, который впоследствии мог сыграть довольно положительную роль, если бы всё было нормально.
Неожиданно зачастили проверяющие. Одной из последних комиссий была комиссия из ФСБ. Так как в «Левиафарме» действительно ничего незаконного не было, то не было и никаких волнений. И главный проверяющий это понял: по словам Жени, он с утра приходил в аптеку, демонстративно садился в кресло, закидывал ногу за ногу и раскрывал газету. Продолжайте, господа! Вы вне подозрений, но формально нам надо проверить всё.
И всё бы было отлично, а не просто хорошо. Ведь, по словам Жени, после такой капитальной проверки ни одна проверяющая комиссия не приходит со своими проверками в течении пяти лет! Но кое-кому из владельцев не хотелось бы иметь дело с определёнными органами. Ни одномоментно, ни после пяти лет, ни ещё когда-либо. Естественно, состоялась «стрелка». Женя, к тому времени видимо имевшая кое-какие соображения по этому поводу, предпочла успокоить своих инвесторов, но как-то безуспешно. «Ребятам» нужны были гарантии, что больше такого не повторится и ответ на вопрос «Кто виноват?». Каким-то чутьём Женя чувствовала, что особо распространяться на эту тему не стоит. Где-то в задних рядах стоял человек, который был закрыт от Жени практически полностью, за исключением лба. Всю беседу она пыталась вспомнить, где его видела? Но не успела вовремя: Женя вспомнила, кто он такой, только после того, как было упомянуто название «Офисфарм». Только тогда этот лоб вышел на передний план и начал «качать»:
–«Офисфарм»? Это Малинины, что ли?
Женя вспомнила, что это была их «крыша». Никакого скандала она не хотела, но отрицать очевидное было бессмысленно. Может, ей удастся как-то замять историю?
–Ну, да.
–Постой, а не тот ли это …, которого я не давно от такого-то … отмазал? Да он меня ещё на коленях просил, говорил…
И т. д.
–Он – мой зять, муж моей сестры. И это – наши родственные проблемы, – попыталась было охладить пыл визави Женя. – Как-нибудь разберёмся.
Эффект получился обратный:
–А с родственниками тем более так не поступают!
Женя так и не смогла их остановить. На следующий день (а, может, и в тот же) все, кто хотел, знали, как Степана остановили посреди улицы, выйти из машины, руки на капот и начали отчитывать в несколько разнобойных голосов; что ж ты, мол, такой-сякой, делаешь, зачем ты, мол, нас подставляешь, и т. д., и т. д.
Насколько это правда, Алексины убедились через несколько лет. Тогда, расходясь после похорон по домам, десятилетнему Никите стали по очереди представлять тех родственников, которых он ещё не знал. Подойдя же к Жене, он демонстративно наставил на неё указательный палец и громко сказал:
–А ТЕБЯ Я НЕ ЗНАЮ!
Между тем, как выяснилось впоследствии, ларчик просто открывался. Такие «ларчики» всегда открываются просто, если не заморачиваться. В Москве кое-кто умер. На счёт этого «кое-кого» продолжали поступать деньги. Но если бы они только поступали, это можно было объяснить незнанием. Но, ведь, их кто-то ещё тратил! Кто? Бдительные банковские служащие дали сигнал, начались повальные проверки корреспондентов, а среди них оказался Степан. Женя-то при чём?
Однако, по большому счёту, это было самое мелкое из недоразумений на ту пору. То есть, не совсем. Ещё более мелкое недоразумение произошло с тётей Марусей, которая к тому времени устроилась работать в «Левиафарм» уборщицей. Но, по мнению Сергея, это было предсказуемо и не серьёзно. Алексины всегда якобы боролись за справедливость, но за ту справедливость, как они её понимали. Вдобавок к этому, Маруся, не отличаясь тихим нравом, умудрялась ещё бороться за свои интересы даже в сомнительных случаях. При этом она вплоть до последних времён довольно неадекватно воспринимала критику. И когда однажды работники фирмы засекли, что по ночам она ночует в запретной зоне бухгалтерии, где посторонним вроде как нельзя, по идее, находится, Маруся стала оправдываться, при чём довольно громко, разгорелся скандал, после чего она была уволена и несколько лет она не приходила к Алексиным.
Однако это было не приятной, нервирующей всего лишь, но мелочью. Да, всего лишь десять лет назад всё, казалось, разрешимым.
ГЛАВА 3
Герострат. По сути, явление неоднозначное. Судя по традиционной историографии, Герострат родился только для того, что б поджечь храм Артемиды и сдохнуть в безвестности. Древние греки в этом мифе хотели разобраться феномене Герострата. Быть известным любой ценой. Оставить после себя след. Сколько это стоит? И зачем?
По большому счёту, автор ничего не может сказать о Свете. Не может и не хочет. Однако именно она скоро окажется главным подозреваемым в том, что произойдёт совсем скоро. Потому если автор что-либо здесь пропустит, исказит, то сделает он это умышленно.
Будучи старшей дочерью Зои, Света была лишь на несколько лет младше Нади. Они росли и воспитывались вместе, вместе ходили в школу (но, видимо, не в одну и ту же, т. к. Надя помнит, что ходила одна, через лес), вместе играли… Но когда узнали, что Надя является тётей для Светы, это стало поводом для долгоиграющей шутки. Типа «пионер-пенсионер», как Сергей шутил над собой в дни получения пенсии после приёма в пионеры. Только Наде это не нравилось. «Бывало, – вспоминала Надя, – она отбежит на некоторое расстояние и давай на всю улицу кричать: «–Тётя Надя! Тётя Надя!» Я её догоню-догоню, выпорю, она кричит: «–А, больше не буду!», но только-только отбежит и – начинается снова: «–Тётя Надя! Тётя Надя!»».
Но это, пожалуй, всё, что можно вспомнить о Свете относительно её детских лет. Наверно, в этом есть какая-то жестокость, только в свете последних событий сам Сергей хотел бы забыть о её существовании. Не забывается!
Не забывается хотя бы потому, что в первые годы существования семьи Алексиных некоторое время она жила с ними, что вполне естественно. И Серёже это, в общем-то, нравилось. Ему не нравилась какая-то излишняя слащавость Светы, но он ещё тогда неосознанно соглашался с тем, что думает и сейчас: у каждого свои навороты. Самый высший пик её слащавости был фразой, обращённой, естествен¬но, к Серёже: «–Поцелуй в щёчку!». На большее у неё, как бы выразилась одна дама в одном санатории, «мозгов не хватало». То есть, не совсем верно: её «фантазии», видимо, хватало на то, что бы «перекувыркаться» со всеми самцами двора, но не больше. Позже, лет двадцать спустя Сергей имел глупость напомнить ей это и история повторилась! К сожалению для Сергея. Теперь её «–Поцелуй в щёчку!» надоедал уже гораздо дольше, чем несколько лет.
Но тогда это всё довольно быстро закончилось. Окончив в Чебоксарах школу, Света по каким-то соображениям уехала (допустим) в Магадан. Что её туда занесло, какой чёрт её дёрнул? – автор не знает и, опять же, знать не хочет. Но вероятнее всего именно оттуда она «привезла» и свою «болезнь» (как теперь именуют алкоголизм), и ещё кое-что.
Там, на Крайнем Севере, Светлана Алексеевна всю свою сознательную жизнь проработала в столовой, где-то на складе. Где именно? – давным-давно не имеет смысла. В этом городе она сошлась сначала с одним человеком, который оставил ей двух детишек, назовём их Инна и Андрей, затем…
Стоп, Сергей, не гони! Из-за своего субъективного отношения к этой женщине ты чуть не пропустил случай, который, может быть, и был причиной последних событий. В середине восьмидесятых годов Алексины узнали, что первый муж Светы якобы случайно застрелился из ружья. Вроде бы он доставал ружьё с антресолей или со шкафа, собираясь на охоту, а оно взяло и самопроизвольно выстрелило. Тогда с ними ещё жил Аркадий. И когда он услышал эту новость, задав несколько уточняющих, но малозначащих вопросов, Аркадий по своему обыкновению сделал свои выводы:
–Ага, довела, алкашка! Не выдержал мужик, застрелился! Ха-ха-ха!
Тогда это заявление показалось странным и глупым. Как можно было знать, что творилось в Магадане, если он ни разу там не был? Ну, то, что Аркадий обрадовался чужому горю, уже никто не удивился, это было в порядке вещей. Но на каком основании Аркадий сделал такие выводы? Ведь когда в 1975-ом году Света со всей семьёй приезжала в Чебоксары на, видимо, только что купленной машине а потом вместе с Алексиными и Ларисой они отправились в Простоквашино, никакого намёка на алкоголизм у Светы не было. Как не было его и потом, когда она приезжала в начале девяностых, думая после выхода на «северную» пенсию осесть здесь.
Возможно, лучше бы она этого не делала. Хотя кто его знает? Однако только через несколько лет после того, как она переехала сюда жить, обнаружилась её пагубное пристрастие.
Сначала она пыталась держать себя в рамках. В дни, когда она была «навеселе», её телефон просто не отвечал. К этому времени, так, уж, получилось, подруги Нади одна за другой уходили из её жизни и она иногда просто так позванивала Свете. Но шила в мешке не утаишь. Сперва просто обнаружилось, что она пьёт. Потом уже Инна с Андреем решились-таки поделиться своим многолетним, тщательно скрываемым от людских глаз, горем. Потом Света вообще перестала скрывать своё «увлечение». Теперь уже не только она прятала от людей «чинарик», но больше прятали от неё. Как раз в это время, по основной версии Алексиных, она и заложила им троянского коня, вот в чём дело! Речь идёт о том, что как раз в эти годы, в середине 90-ых годов, она несколько раз гостила у Алексиных в абсолютно готовом состоянии! Зачем она это делала, никто не знает?
Однажды Света завалилась к Алексиным на несколько суток, да ещё со своим мужиком, которого «подцепила» в Магадане. Мужик тут однозначно не при чём. Никогда не одобряя то, что вытворяла Света и вскоре совершенно бросив пить, он был сдан своей же подругой в дом престарелых. По-видимому, у них не было специальной цели задержаться так надолго. Но, начав пить, Света уже не могла остановиться, минуты превращались в часы, часы складывались в сутки. Прилично сытый Светин друг спал в кресле и пускал длинную слюню. Господи, как у меня, почти с ужасом думал Сергей.
Да, тогда Света вполне могла сделать. Ведь, насколько помнит Сергей, именно тогда полуспящая Света зачем-то полезла в туалет, закрылась и чего-то подозрительно долго чем-то шумела, то ли падала, то ли пыталась куда-то залезть… Навет? Может быть, не пойман – не вор. Только как тогда объяснить её последующие выходки? Больше она к Алексиным не приходила. Физически не могла. Но в каждом телефонном звонке, которых она больше не стеснялась, она либо крепко выражалась, либо проклинала, либо угрожала. Всё, конченый человек! Даже когда у Инны и Андрея стали появляться дети, при каждом удобном случае если не с кем было их оставлять, они предпочитали оставлять их с кем угодно, только не с бабушкой!
|
| |
| |
| Валекс | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 14:06 | Сообщение # 75 |
|
Генерал-майор
Группа: Пользователи
Сообщений: 251
Репутация: 1
Статус: Offline
| ГЛАВА 5
В 1999-ом году, когда Сергей жил на даче, у него было одно «интересное» лето. Нет, ни на первый, ни на второй взгляд события, описываемые в этой главе, никак не пересекаются с основными событиями этой повести. Тем более, что никаких событий здесь не происходило.
Произошло то, что рано или поздно происходит со всяким пацаном, если, конечно, он достаточно адекватен: девочки! Сергей, естественно, никому об этом не говорил, никакой необходимости в этом не было, т. к. Надя объяснила ему, что есть что, без всякой пошлости, ещё 20 лет назад, никакого ажиотажа по этому поводу не было и быть не могло, но в довольно воспалённом мозгу Сергея обнажённые девочки пытались свести его с ума. Такие дни и ночи, естественно, были и раньше, и позже, но не настолько часто. При чём, они сводили с ума не какими-то кокетливыми, эротическими уловками, которые можно безбоязненно показывать на экране, а именно безропотной, рабской покорностью обезьянок своим сильным самцам. Точнее, своему сильному самцу. Автор и Сергей просто «счастливы», что благодаря телеманьякам, которые сейчас по телевидению и в Интернете демонстрируют ещё не такое, уже не надо описывать видения Сергея.
Но воспитанный, в общем-то, в духе ненависти к любой форме эксплуатации и человеконенавистничества, Сергей тогда сделал первый мировоззренческий вывод, который он считает правильным. Правильным хотя бы потому, что этот вывод помогает жить и выживать сейчас.
Банальная опереточная фраза: «Без женщин жить нельзя на Свете, нет». Не нравится? Пожалуйста, можно и проще: человечество не сможет жить без женщин, оно просто «загнётся». И не только в физиологическом смысле. Сдохнет наука, культура, исчезнет желание жить, творить, пропадёт чувство прекрасного… Да оставшаяся «сильная половина» человечества и часа не проживёт! А почему это не кажется столь очевидным? Тогда у Сергея на этот вопрос не было ответа. Но он от этого как-то не страдал.
Ответ появился позже. Где-то лет через десять, когда в очередной раз всё начинало «устаканиваться», Женя притащила домой некую «культовую» книгу. «–Читай, потом мы почитаем!». Только взглянув на фамилию автора, Сергей уже расхотел читать. «Опять «пиф-паф»!», – подумал Сергей, ничего хорошего не ожидая от человека с фамилией Браун. И почему не Браунинг? Почему-то только взглянув на обложку и увидев изображение Л. Д’ Винчи, Сергей сразу решил, что это – примитивный американский боевик или детектив (что для Голливуда одно и то же). Но Надя с Женей продолжали настаивать. У Алексиных не было принято задерживать чужие книги.
И Сергей прочитал её. В основном в своём ожидании он не обманулся. Какой может быть культ у поколения «Next»? Но в этой книге где-то на сто тридцать какой-то странице был изложен принципиально иной взгляд на традиционную теософию и, как следствие, историю двух последних тысячелетий. Сергея, как любого нормального человека, история интересовала лишь постольку-поскольку. До этого в научно-популярных фильмах на исторические темы он искал лишь потенциальные сюжеты для его будущих книг, не более. А вечную жажду походов по гостям и новым местам он заменил просмотром телекартинок про дальние и не очень дальние края. И тут вдруг оказалось, что всё не так, как выглядит!
Согласно древней, дохристианской религии, которая якобы была единой для всех землян и отнюдь не политеичной (как учили всех), мир создан не богом, а богиней. И люди ждали пришествия не Сына Божьего, а Дщери Божьей. Другое дело, что не одну её: в этом мире все смертны, а Богиня действительно обещала вечное Царствие Небесное, но не на Том Свете, а при жизни, прямо здесь, на земле. Этого не произошло. Д. Браун толком не объяснил, почему этого не произошло. Но позже Сергей додумал этот момент и выяснил, что иначе не могло и быть. Дело в том, что Иисус Христос и Мария-Магдалена появились на земле на территории суперпатриархального государства, каким была тогда Римская Империя, где женщина вообще не считалась человеком. До сих пор, кстати, при слове «человек» первая ассоциация у людей возникает со словом «мужчина». В Римской Империи любой раб, в принципе, мог стать императором, но женщина никогда никем не могла стать. Она якобы всегда кому-то принадлежала: сначала отцам, потом мужьям-братьям, потом сыновьям-племянникам, потом внукам-правнукам… Допустить в такой ситуации, что бы миром управляла женщина, не могли даже преданные ученики Христа. Потому якобы сразу после известных событий сами его ученики, а позже все кому ни лень, начали менять и само Святое Писание, и историю. Потому, мол, Мария-Магдалена «превратилась» из законной жены Иисуса Христа (у Бога якобы априори не может быть ни жены, ни детей) в кающуюся проститутку.
Ересь? На первый взгляд, полная! Но, во-первых, кто просил давать Сергею эту книженцию? Во-вторых же, если вдуматься, там нет ничего, абсолютно ничего демонического. Роль Иисуса Христа не принижается, а многократно увеличивается. Теперь Он совершает свой Подвиг не просто во искупление грехов всех живших, живущих и будущих жить людей, а действительно во имя спасения Своего Семени и, как следствия, во имя реального торжества Царствия Небесного здесь, на земле! По большому счёту, с такой трактовкой христианства официальная церковь не может согласиться только потому, что она опирается на институт государства, а при наступлении Царствия Небесного институт государства станет не нужным. Однако парадокс в том, что если сейчас институт государства исчезнет, на Земле в лучшем случае начнётся анархия. А скорее всего, будет мировая гражданская война. В самом худшем случае, она перерастёт в целый ряд мировых войн с применением ядерного оружия. Что же делать? А ничего! Просто постепенно подводить людей к пониманию Истинных ценностей. Чем и занимаются масоны, иудеи и Православная Церковь и чему мешают Католическая Церковь и институт государства. Просто, как два тоста!
Конечно, здесь не имело бы смысла обо всём этом писать, если бы эта «парадоксальная» версия не сказалась бы на мировоззрение Сергея. Каким-то чудесным образом ему стало легче воспринимать окружающую действительность. Почему люди с каждым годом живут всё хуже и хуже? – потому что они с каждым годом всё дальше и дальше удаляются от Богини. Однако ещё никогда за всю историю мы не были настолько близки к пониманию Истинного положения вещей, Истинной веры и, как следствие, к подлинной истории, которая в разных источниках называется по-разному: коммунизмом, Новым Светом, великой американской мечтой, народным капитализмом и т. д.
Но Сергей полагает, что скорее всего Алексины этого уже не увидят.
|
| |
| |
